Вечный зов. Анатолий Иванов

стул возле стола Кружилина.

      – Я думал – не вспомнишь. Не надо, Поликарп. Сложно все…

      – Что – все?

      – А все. И то, что Корней Баулин, Кошкин, Засухин арестованы, а ты снова здесь, снова секретарем райкома…

      Алейников говорил, закрыв лицо руками. А Кружилин все больше и больше изумлялся.

      – Тогда, в тридцать шестом, если бы ты не уехал, я бы тебя… наверное… Этот секретарь обкома… или, по-тогдашнему, крайкома, тебя уберег, отправил в глухой далекий угол… А тут Ойротия к Барнаулу отошла! Да, он, этот Субботин, умница…

      – Но… погоди-ка, Яков, – сказал Кружилин, отодвигая лежавшие перед ним бумаги в сторону. – Если так, давай по порядку, Яков…

      – Не надо. Ничего не надо. Ни по порядку, никак, – мрачно произнес Алейников, вставая.

      Вошла Вера с последними отпечатанными листками его выступления, положила их на стол.

      – Я сегодня больше не понадоблюсь?

      – Нет. Иди отдыхай.

      – Как тебе с Полиповым работается? – вдруг спросил Алейников, когда девушка вышла. После приезда Кружилина Полипов был избран председателем райисполкома.

      – Как работается? – пожал плечами Кружилин. – Трудно за три-четыре месяца какие-то выводы делать. Сперва показалось – он вроде обижается, что на советскую работу перевели. Но, кажется, он просто по природе молчалив.

      – Ну да, – неопределенно уронил Алейников. – Ладно, я пойду. – И двинулся к двери. Но, толкнув ее, остановился, потер пальцами висок. – Я, собственно, что-то ведь хотел спросить у тебя… Да, насчет этой девушки… как ее?

      – Вера Инютина?

      – Да, да… Как она печатает? Хорошая машинистка?

      – Хорошая.

      – Не уступишь ее мне? Мне, понимаешь, хорошая машинистка нужна…

      – Бери, что же, если подходит. Если она согласится.

      – А впрочем, ладно. Найду где-нибудь другую, – сказал вдруг Алейников. – До свидания.

      Алейников ушел, а Поликарп Матвеевич долго еще смотрел на дверь, пытаясь собрать свои мысли. С Алейниковым что-то вроде опять происходит. Но что?

      Кружилин знал, что в личной жизни у Якова произошла трагедия – в тридцать шестом году погиб его сын. Купаясь в Громотухе, он вместе с другими ребятишками взобрался на паром. Когда паром был на середине реки, ребятишки с визгом попрыгали в воду и поплыли к берегу. Прыгнул и сын Алейникова, но мальчик даже не скрылся под водой, тело закачалось на поверхности тяжелым поплавком, густо окрасив воду кровью.

      Весной, в большую воду, по Громотухе сплавляют много леса. Особенно смолистые, тяжелые, как камень, бревна нередко тонут. Однако течение все-таки волочит потихоньку вниз топляки; цепляясь за коряги и камни, они медленно ворочаются под водой. Нередко случается, что тяжелые бревна легко, как бумагу, пропарывают днища паромных карбузов.

      Об такой топляк и ударился головой сын Алейникова.

      А через полгода от Якова ушла почему-то жена. Кружилин знал ее плохо. Это была женщина высокая, красивая, гордая, но, кажется, добрая и умная.