Вечный зов. Анатолий Иванов

возле парнишки.

      – Отвяжись ты, – вяло сказал тот, встал и пошел прочь от берега.

      Семен догнал его в несколько прыжков, загородил дорогу.

      – Ну что, что?! – почти со злостью выкрикнул Витька, вскидывая давно не стриженную головенку. – Что тебе надо?

      – Мне-то ничего, – Семен взял парнишку за плечо. – Я ничем не могу тебе помочь?

      – Не можешь! Да, не можешь! – с отчаянием вскрикнул Витька, сбросил тяжелую Семенову руку и пошел дальше. Однако через несколько шагов обернулся. – К нам седни ночью этот… Макар Кафтанов приехал, понял?

      – Макар?! – воскликнул Семен и невольно поглядел вправо, на дорогу, по которой недавно в Михайловку прошагал человек с котомкой, издали похожий на дядю Ивана, уже несколько лет находившегося в заключении.

      Витька понял этот взгляд, проговорил:

      – Может, они вместе и приехали.

      Семен хмуро молчал. Макар Кафтанов, его дядя по матери, был знаменитым вором, большим специалистом по ограблению магазинов. В свои двадцать восемь лет он уже имел шесть судимостей…

* * *

      После завтрака Федор Савельев через хлев вышел на двор, крикнул зычно и властно:

      – Кирья-ан!

      Тотчас отмахнулись в инютинской избенке дощатые двери, на покосившееся крылечко с лохмотьями облезающей краски стрелой выскочил, что-то дожевывая, Кирьян Инютин.

      – Позавтракал? Айда на станцию.

      – Воскресенье же… Я поллитровку в погреб кинул, чтоб нахолодала.

      – Какая поллитровка! На носу уборочная, а твой трактор еще в развале весь.

      – Так… Чего же, раз надо, стало быть, значит я разом, – тотчас согласился Кирьян.

      Избенка Инютиных, сложенная из тонких и корявых бревешек, рядом с просторным домом Савельевых казалась особенно маленькой, ветхой и невзрачной. Таким же невзрачным и никудышным был узкоплечий и гололобый Кирьян Инютин по сравнению с глыбистым, медвежковатым Федором Савельевым.

      Кирьян нырнул обратно в темный зев сенок. С огорода, неся что-то в фартуке, подошла к крыльцу жена Кирьяна – остроносая, с узкими глазами, из которых вечно бил шалый огонек, Анфиса. Крутогрудая и статная, она, несмотря на свои тридцать девять лет, все еще казалась девчонкой.

      Она шла, не замечая Федора. Ее старенькая, ветхая юбчонка была высоко подоткнута, красные, нахолодавшие икры, вымоченные росной огородной зеленью, залеплены грязью.

      – Здоровенько ночевали, – сказал Федор.

      – Ой! – воскликнула женщина, торопливо одернув юбку.

      Федор шагнул к плетню, разделявшему их усадьбы.

      – Подойди-ка…

      Анфиса качнулась, словно в нерешительности, подошла.

      – Ну? – Глаза ее были опущены, припухшие красноватые веки чуть подрагивали.

      – Как стемнеет, буду ждать… в наших подсолнухах, а? – трогая ус, кивнул Федор на делянку подсолнухов, прилепившуюся на задах огорода. – Придешь?

      Анфиса брызнула на Федора крутым, как кипяток,