Вечный зов. Анатолий Иванов

был обычный Семкин номер. Он занимался в кружке самбистов и умел еще и не такое. Димка, смертельно завидуя в душе старшему брату, равнодушно отвернулся.

      Прежде чем умыться, Семен пополоскал морковку в ручье и с хрустом откусил сразу половину, подмигнул Димке:

      – Ну как?

      – Чего? На руках-то? Подумаешь…

      – Ишь ты, пшено… А ну-ка?

      – Да запросто! – в запале выкрикнул Димка и попытался встать на руки. «Шмякнусь на спину, как пить дать… – пронеслось у него в голове. – Картошку помну… Мать задаст…»

      Едва он так подумал, как откуда-то обрушился на него голос матери:

      – Помни`, помни` картошку мне! Ди-имка!

      И плашмя, вытянувшись во весь рост, спиной шлепнулся в картофельную ботву.

      Мать вскрикнула. Димка увидел ее испуганные глаза над своим лицом, вскочил.

      – Ну?! Ну?… – дважды дернула его за руку мать. И повернулась к Семену: – Чему ты ребенка учишь? А ежели он руки али шею сломает?

      Увидев, что мать отвернулась, Димка торопливо убежал с огорода.

* * *

      За столом у Савельевых всегда царило молчание. Глава семьи Федор Силантьевич не терпел за едой разговоров.

      Но сегодня священный порядок нарушал самый младший из Савельевых – десятилетний Андрейка. Хлебнув две-три ложки, он шмыгал носом и заводил одно и то же:

      – Ма-ам… Я пойду с ними рыбалить?…

      Жена Савельева, Анна Михайловна, молчит, будто не слышит умоляющего голоса сына.

      – Да пустите вы его, не потеряем, – в конце концов сказал Семен.

      Отец бросил ложку, сердито вытер черные, мокрые от лапши усы.

      – Вот что, Семен, я скажу… В твои, считай, годы я уж эскадроном командовал, белякам головы рубил. – и он показал почему-то за спину, на стенку, где висел увеличенный со старой фотографии портрет его отца, Силантия Савельева. – А ты хоть и два года как тракторист, все в ребячьих пастухах состоишь.

      Семен посмотрел на портрет деда. Отец очень походит на него – такой же большой лоб и сросшиеся брови, такие же усы над крупной нижней губой, нос прямой, с широкими ноздрями, густая, непокорная, рассыпающаяся во все стороны копна черных волос. Только вот подбородок у отца другой, чем у деда. У деда подбородок плоский с бороздкой посредине, у отца – крутой, крепкий, с выметом густой, тоже, наверное, железной крепости, щетины.

      – Так сейчас же, батя, не война… Вместо эскадрона у меня трактор…

      Федор отвернулся к окну, закурил и ударил ладонью в створки. Прямо перед окном качалась зеленая и шершавая, в капельках утренней росы, голова собирающегося зацвести подсолнуха. Из центра его шляпки уже пробивались, как огненные струйки, несколько желтых лепесточков.

      – Значит, на рыбалку?

      – Воскресенье же, чего мне? А трактор свой я давно наладил, – проговорил Семен.

      – И я давно свой комбайнишко наструнил. А товарищам не надо помочь? Или руки отвалятся?

      – Пущай сами. Бензином я и без того надышался, хочу речной свежести глотнуть.

      – Ма-ам, я пойду с ними рыбалить? –