Шелест ветра перемен. Ирина Ярич

принюхивалась и так смотрела на людей, тёрлась о ноги и просяще мяукала, словно говорила, когда же вы мне дадите полакомиться рыбкой. Конечно же, её угостили хвостиками и плавниками.

      Собимысл принёс кроме куницы три диких утки. Ягодка радостно его встретила. Добычу деда рассматривала с интересом и грустью, гладила их серо-коричневатые пёстрые перья, подняла печальное личико, с укоризной посмотрела на небо, где громоздились кучевые облака огромными клубами, что же, мол, не упрятали птичек?

      – Дедуля, отчего же они за тучи не схоронились?

      – Внученька, уткам тако высоко не подняться.

      – Отчего клубятся? – недовольно кивнула Ягодка на облака.

      – Тако се дым из очага Рода – родителя всего живого и сущего, а также владыке туч.

      – Ак дым? Тогда почему из него бывает дождь, а из нашего дыма – никогда?

      – Ягодка, родимая, что же ты сравниваешь! То дым особый, богом сотворённый, он несёт влагу, чтобы напоить Мать-сыру-землю.

      Ягодка вздохнула, но, вспомнив о лосёнке, стала живо рассказывать о нём отцу и деду, а Ждан поведал об озере, о болоте и людях, что видел.

      – Да, надобно разузнать. Если люди добрые, то чем смогём, тем помогём, – сказал Собимысл.

      Дружная, работящая семья, ставшая изгоем на родине обживает лес. Опасности они избежали, но разве будущее их безмятежно. Удастся ли им уйти от непримиримости и гнева инакомыслящих? Для них мир перевернулся, и они попытались от него убежать. Но не соприкасаться с этим, теперь чуждым для них миром, невозможно. Видимо, огорчений и печалей им не миновать. А пока они сидят и едят печеную рыбу, хлебают уху. Ягодка ластится то к бабушке и та даёт ей кусочек рыбы, очищенный от костей, то обнимает деда и он гладит шершавой рукой её по нежные волосам, трепет ласково за ушко, то заглядывает в глаза отцу и тот говорит, чтобы она сидела на месте, а не ёрзала, не то подавится костью, то прижимается к матери и та суёт ей рыбью голову и шепчет: "Отнеси Полосатке".

      Скоро они лягут спать, они устали, но сыты и довольны, что всё с ними благополучно. А завтра новый день принесёт свои хлопоты и заботы.

      Часть вторая. Плата

      I

      – Ни снега, ни мороза – худые дни, – сокрушается Мирослава, готовя похлёбку.

      – Мама, неужто боги обиду таят? – предположила Благуша, испугано глядя на свекровь, и глаза её, широко раскрытые казались в полутемной землянке бездонно синими. Она даже приостановила веретено, ожидая услышать опровержение своей тревоги или успокоительные слова.

      – Ох, Благушенька, самое страшное это гнев богов. А им еси за что гневаться …Ты глянь, опять дождь! – Мирослава кивнула на вошедшую Ягодку, с одежды которой стекала вода, а на козловые сапожки налипли комья грязи. – Груден был склизлый и студен такой ж. Надобно просить мороз у Коляды.

      Промокшая Ягодка не печалилась из-за плохой погоды, а принялась бойко рассказывать, как она играла с лосенком, а потом училась ездить на Краюхе под наблюдением отца. Но и ей хотелось, чтобы, наконец-то,