Противостояние. Романы. Юлиан Семенов

будет. Нет. Нельзя. Годков на двадцать меня еще будет, счеты надо кой с кем свести. Профессор скоро загнется, иконы с Рубенсом к большевикам уйдут, ищи потом другого. А что, если Сударику в тюрьму передачку? С цианистым калием в колбаске? МУР не ЧК – могут пропустить. Кто у него из родных есть? Мамаша в Батуми. Плохо. Без паспорта не возьмут. А может, мне на чужачка проскочить? Паспорта у меня еще есть. Ромин – чем не Ромин? Дядя его, а? Тогда милиционер зависнет навсегда. Витька уже навсегда завис. Может, так и поступить? Может, переиграю их всех? А послезавтра вечерком на экспресс – и в Сибирь…»

      Пятые сутки

Снова в Тарасовке

      В воскресенье рано утром около отделения милиции поселка Тарасовка остановилась серая «Волга». Из машины вышли Костенко и Росляков. Сделав несколько взмахов руками, что должно было, по-видимому, означать утреннюю зарядку, Росляков сказал:

      – Слава, ты чувствуешь, какой здесь воздух?

      – Дымный, – сказал Костенко, – не будь идеалистом. Такой же, как в столице.

      – Ты черствый человек, старина.

      – А ты сегодня что-то слишком, как я погляжу, радостный.

      – В самый корень смотришь.

      – Ну извини…

      – Да нет, ничего.

      – Как я понимаю, проблема личной жизни тебе сейчас не кажется такой унылой, как позавчера?

      – Зоркий ты человек, Костенко… Беркут… Насквозь видишь…

      Они вошли в отделение, и Костенко ворчливо заметил:

      – Прямо как из рая в ад. Слушай, ну почему в наших помещениях такая тоска? Я раз в «Известия» попал. Вот это да: светло, красиво, модерново! Я б, если там работал, и ночевать оставался – так у них здорово. А тут штукатурка сыплется…

      – Так мы ж не газеты… И даже не детский санаторий… Мы – карательные органы.

      – А полы в карательных органах подметать надо?

      Дежурный по отделению мельком взглянул на них и продолжал отчитывать здоровенного детину.

      – А мне не важно, что ты испытываешь, молодой отец. Напился? Напился. Песни ночью орал? Орал. Достаточно. Тебя прости, потом другого прости, а где порядок? Указ знаешь? Ну и все. Вот отсидишь, поумнеешь, тогда и поговорим.

      – Да ведь с радости я. Сыночек родился, ну и выпил. Я песни хорошие пел. Ну а узнает она, что меня на пятнадцать суток посадили? Товарищ лейтенант, я какое угодно наказание приму, только не пишите на работу… Лучше уж штраф.

      Костенко подошел к дежурному и спросил:

      – Что этот гражданин сделал?

      – Что сделал, то и сделал, а ваше какое дело?

      – Интересуюсь.

      – Дома интересуйтесь. А дела нет, так очистите помещение. Защитнички пришли…

      – Верно, – сказал Росляков, – вот мое удостоверение.

      Дежурный посмотрел удостоверение, сразу же поднялся, поправил гимнастерку и откозырял по форме. Лицо у него стало улыбчивым и мягким.

      – Что этот товарищ сделал? – снова спросил Костенко. – Доложите.

      – Напился.

      – Хулиганил?

      – Да.

      – В