Суер-Выер. Юрий Коваль

раньше не лопались, – через кляп мычит.

      – Развиваются! – закричал Кацман, и мы увидели, что листочки позеленели, а из-под них цветы расцвели.

      Бросили мы боцмана, кинулись цветы нюхать. Только нанюхались – цветы все опали.

      – Что же теперь делать? – спрашиваем капитана. – Опали наши цветочки!

      – Ждать появления плодов, – размыслил Суер.

      И плоды не заставили себя ждать. Вначале-то появились такие маленькие, зелёненькие, похожие на собачью мордочку, а потом стали наливаться, наливаться. Лоцман цоп с ветки плодочек – и жрёт!

      Капитан хлопнул его по рукам:

      – Незрелое!

      – Я люблю незрелое! Люблю! – плакал лоцман и жадно, как лягушонок, хватал плодочки.

      Связали мы лоцмана и стали ждать, когда плоды созреют. И вот они созрели прямо на глазах.

      – Неужели груши? – восхищался Пахомыч.

      – Ранет бергамотный?! – мычал через кляп боцман.

      Накидали мы целую шлюпку груш, развязали боцмана с лоцманом и отбыли на «Лавра».

      Потом-то, уже на борту, мы долго размышляли, с чего это сухая груша столько вдруг всего наплодоносила.

      – Она расцвела от наших благородных поступков, – сказал Кацман.

      – Каких же это таких?

      – Ну вот мы бросили боцмана на острове. Какой это был поступок: благородный или не благородный?

      – Благородный, – сказал Пахомыч. – Он нам всего «Лавра Георгиевича» заплевал.

      Сэр Суер-Выер засмеялся и выдал старпому особо спелую и гордую грушу.

      – Ну нет, – сказал он, – благородный поступок был, когда мы за ним приехали. И груше это явно понравилось.

      – Ерунда, кэп, – сказал боцман, вынимая изо рта очередной кляп свой. – Пока я бегал по острову, я ей все корни обтоптал.

      Разгорячённый грушами, лоцман запел и заплясал, и боцман, раскидывая кляпы, затопал каблуком. Мы обнялись и долго танцевали у двери мадам Френкель:

      Мадам! Спасите наши души

      От поедания плодов!

      А то мы будем кушать груши

      До наступленья холодов!

      Эх, и хороший же тогда у нас получился праздник! Ну прямо Самсон-Сеногной!

      Глава XIII

      Славная кончина

      Я совсем забыл сказать, что с нами тогда на борту был адмиралиссимус. Звали его Онисим.

      И многим не нравилось поведение адмиралиссимуса. Герой Босфора, мученик Дарданелл, он совсем уже выжил из ума, бесконечно онанировал и выкрикивал порой бессвязные команды вроде:

      – Тришка! Подай сюда графин какао, сукин кот!

      В другой раз он беспокойно хлопал себя по лысинке, спрашивая:

      – Где мой какаду? Где мой какаду?

      Чаще же всего он сидел на полубаке и шептал в пространство:

      – Как дам по уху – тогда узнаешь!

      Матросы не обижали старика, а Суер по-отечески его жалел.

      Один раз Суер велел боцману переодеться Тришкой и подать Онисиму графин какао. Какао, как и Тришка, было поддельным – жёлуди да жжёный овёс, кокосовый жмых, дуст, немного мышьяка, – но адмирал выпил весь графин.

      – Где моё какаду? – распаренно