Суер-Выер. Юрий Коваль

в слове «селитра», – сказал лоцман. – И в штопоре такая глубокая, я бы даже сказал – спиральная, философия, ведь не только искусство, но и история человека развивается по спирали. Неплохо, очень неплохо.

      – Может быть, и неплохо, – скептически прищурился Калий Оротат, – но разве гениально? Не очень гениально, не очень. А если и гениально, то как-то пониженно, вы чувствуете? В этом-то вся загвоздка. Все наши ребята пишут неплохо и даже порой гениально, но… но… как-то пониженно, вот что обидно.

      – Перестаньте сокрушаться, Калий, – улыбнулся капитан. – Гениальность, даже и пониженная, всё-таки гениальность. Радоваться надо. Почитайте теперь вы, а мы оценим вашу гениальность.

      – Извольте слушать, – поклонился поэт.

      Ты не бойся, но знай:

      В этой грустной судьбе

      На корявых обкусанных лапах

      Приближаются сзади и сбоку к тебе

      Зависть, Злоба, Запах.

      Напряжённое сердце держи и молчи,

      Но готовься, посматривай в оба:

      Зарождаются днём, дозревают в ночи

      Зависть, Запах, Злоба.

      Нержавеющий кольт между тем заряжай,

      Но держи под подушкой покаместь.

      Видишь Запах – по Злобе, не целясь, стреляй,

      Попадёшь обязательно в Зависть.

      Не убьёшь, но – стреляй!

      Не удушишь – души!

      Не горюй и под крышкою гроба.

      Поползут по следам твоей грустной души

      Зависть, Запах, Злоба.

      – Бог мой! – сказал Суер, прижимая поэта к груди. – Калий! Это гениально!

      – Вы думаете? – смутился Оротат.

      – Чувствую! – воскликнул Суер. – Ведь всегда было «ЗЗЖ», а вы создали три «З». Потрясающе! «Зависть, Злоба, Жадность» – вот о чём писали великие гуманисты, а вы нашли самое ёмкое – «Запах»! Какие пласты мысли, образа, чувства!

      – Да-да, – поддержал капитана лоцман Кацман. – Гениально!

      – А не пониженно ли? – жалобно спрашивал поэт.

      – Повышенно! – орал Чугайло. – Всё хреновина! Повышенно, Колька! Молоток! Не бзди горохом!

      – Эх, – вздыхал поэт, – я понимаю, вы добрые люди, хотите меня поддержать, но я и сам чувствую… пониженно. Всё-таки пониженно. Обидно ужасно. Обидно. А ничего поделать не могу. Что ни напишу – вроде бы гениально, а после чувствую: пониженно, пониженно. Ужасные муки, капитан.

      Между прочим, пока Калий читал и жаловался, я заметил, что из толпы туземных поэтов всё время то вычленялись, то вчленивались обратно какие-то пятнистые собакоиды, напоминающие гиенопардов.

      – Это они, – прошептал вдруг Калий Оротат, хватая за рукав нашего капитана, – это они, три ужасные «Зэ», они постоянно овеществляются, верней, оживотновляются, становятся собакоидами и гиенопардами. Постоянно терзают меня. Вот почему я всё время ношу подушку.

      Тут первый собакоид – чёрный с красными и жёлтыми звёздами на боках – бросился к поэту, хотел схватить за горло, но Калий выхватил из-под подушки кольт и расстрелял монстра тремя выстрелами.

      Другой псопард – жёлтый с чёрными и красными звёздами – подкрался к нашему капитану, но боцман схватил