Три комнаты на Манхэттене. Жорж Сименон

знали, что рано или поздно придется коснуться таких вопросов, но господин председатель все-таки почувствовал, что его начинает лихорадить.

      – Введите мадемуазель Николь Лурса… Прошу прощения, господин адвокат.

      Вместо того чтобы постараться стать как можно незаметнее, Лурса еще больше раздулся!

      – Клянитесь говорить только правду, одну только правду. Подымите правую руку, скажите: клянусь. Вы заявили полиции, а потом на следствии, что вечером седьмого октября подсудимый находился в вашей спальне…

      – Да, господин председатель.

      Николь смотрела на него любезно, просто, с великолепным самообладанием.

      – Поднимались ли вы вдвоем навестить раненого?

      – Нет, господин председатель. Я ходила к нему одна в девять часов, относила ему ужин.

      – Следовательно, посещения Маню не были связаны с уходом за Большим Луи?

      – Нет, господин председатель.

      – Хорошо, на ответе не настаиваю… В этот вечер вы не ждали никого из ваших приятелей?

      – Никого! Они уже несколько дней ко мне не приходили.

      – И вам известно, почему не приходили?

      – Потому что знали, что мы предпочитаем быть одни.

      Присутствующие наблюдали за Лурса, пожалуй, еще с большим любопытством, чем за Николь, и Лурса внезапно захотелось им улыбнуться.

      – В котором часу Эмиль ушел от вас?

      – Около полуночи. Я настояла, чтобы он вернулся домой пораньше и лег спать, так как у него был усталый вид.

      – И это вы называете рано ложиться?

      – Обычно он уходил в два-три часа ночи…

      Рожиссар вертел в пальцах карандашик и разглядывал его с бесконечным интересом.

      – Вы говорили о Большом Луи?

      – Точно не припомню, но думаю, что нет.

      – Когда Маню расставался с вами на пороге вашей спальни, он решил немедленно отправиться домой. Однако несколько минут спустя ваш отец видел, как он спускался с третьего этажа. Это верно?

      – Совершенно верно.

      – А что, по вашему предположению, Маню делал на третьем этаже?

      – Он вам об этом сказал. Он услышал шум и пошел посмотреть.

      Судья вполголоса спросил что-то у своих помощников. Все трое пожали плечами. Взгляд в сторону Рожиссара, который потряс головой, взгляд в сторону Лурса…

      – Спасибо… Можете быть свободной…

      Николь слегка нагнула голову, как бы в поклоне, с самым непринужденным видом села рядом с отцом и тут же взялась за свои обязанности секретарши. Председатель кашлянул. Рожиссар чуть не сломал свой карандашик. В глубине зала снова произошло движение, хотя никто толком не знал, чем оно вызвано…

      – Введите следующего свидетеля… Эдмон Доссен… Клянитесь… правду… правду… правую руку… к присяжным… Клянитесь… Здесь приложено медицинское свидетельство, удостоверяющее, что вы только что перенесли серьезную болезнь и что в связи с вашим состоянием вам прописан щадящий режим…

      Эдмон действительно был бледен, как-то по-женски бледен. Он знал это. И играл на этом. Не испытывая ни малейших угрызений совести, он взглянул прямо