Раунд 2. Ты будешь моим. Кэти Эванс

они все обо мне знают, но они уже не смеялись – в них застыла боль, которую испытывала и я. Я больше не могла выносить его взгляд и отчаянно разрыдалась, закрыв лицо руками.

      – Все это время с тобой должна была быть я, – произнесла я. – Только я и никто другой.

      – Тогда зачем ты заверяла в меня в своей любви, а потом сбежала? Ты умоляла меня сделать тебя своей, а потом бросила, когда я не мог этому помешать. Я не мог поехать за тобой. Разве это честно? Я тогда не мог даже подняться с постели и попытаться остановить тебя.

      Я зарыдала еще сильнее.

      – Когда я пришел в себя, тебя рядом не было, а было лишь твое гребаное письмо. А я хотел видеть тебя. Только это мне тогда было нужно.

      Мне было невероятно тяжело слышать это. Я плакала так горько, что не могла произнести ни слова. Похоже, рыдания так измотали меня, что я задремала у него на коленях, и когда я проснулась среди ночи, мои глаза и голова болели от слез. Я была совершенно обнажена. Я поняла, что он раздел меня, как всегда делал, и я чувствовала его разгоряченную кожу, прижимающуюся к моей. Его голова лежала на моем плече, он обнимал меня руками, и я подалась к нему, прижимаясь еще теснее, несмотря на всю боль, которую испытывала. Да, мы были друг для друга источником величайших страданий и величайшего утешения. Он прижал меня к себе еще крепче и втянул в себя мой запах так жадно, словно это был последний день его жизни, и я сделала то же самое не менее страстно.

      Глава 4. Феникс возрождающийся

      На следующий день я чувствовала себя, прямо скажем, дерьмово, но потом за завтраком Ремингтон тихо предложил:

      – Пробежишься со мной до спортзала?

      Я кивнула.

      Он смотрел на меня так, словно не мог понять, что ему делать с готовой вот-вот взорваться гранатой. Я тоже пыталась понять, что делать с собой. Я никогда в жизни не чувствовала себя настолько поглощенной ревностью и обидой, гневом и… в то же время отвращением к себе. От этих эмоций я не могла есть – меня слегка подташнивало, так что я просто выпила апельсиновый сок, а потом натянула спортивные штаны и теннисные туфли и изо всех сил пыталась сдержать рвотные позывы, пока чистила зубы.

      Аризона в эти дни была настоящим пеклом, и на тропе перед нашим отелем я натянула кепку и спокойно принялась растягивать мышцы ног, пытаясь сосредоточиться на том, что я любила больше всего на свете после Ремингтона, а именно – на беге. Я была уверена, что это поможет мне встряхнуться и почувствовать себя… ну пусть не отлично, но хотя бы сносно.

      Мы больше не говорили об этом. Мы не целовались.

      Мы даже не прикасались друг к другу.

      С тех пор, как я ревела как идиотка в его объятиях прошлой ночью. Когда я проснулась, он смотрел в окно, повернувшись ко мне в профиль, его лицо было непроницаемо, а когда он повернулся, словно почувствовав мой взгляд, мне пришлось закрыть глаза, потому что я просто испугалась, что если он будет нежен со мной, я снова сломаюсь.

      Пока я растягивалась, он подпрыгивал на месте, чтобы разогреться. В простой серой