Элизабет Финч. Джулиан Барнс

насмешкой, но очень скоро на смену всему этому пришла искренняя теплота. А вместе с тем и определенная забота: мы каким-то чудом уловили в ней неприспособленность к этому миру, некую уязвимость, рождаемую, как видно, возвышенным образом мыслей. Но с нашей стороны тоже не было и тени покровительственного тона.

      С годами до меня дошло и то, что ее описание взрослых обучающихся целиком и полностью относилось ко мне; без сомнения, именно поэтому я и поддерживал с ней знакомство после вручения дипломов. И еще потому, что она сама мне это разрешала.

      Иногда я в угоду ей прогибался; она же ни разу не поступилась ни одной мыслью, ни одним суждением, чтобы избежать разногласий. Я к этому привык – а куда было деваться? Однажды речь зашла о реакции общественности на какой-то политический скандал, и я предположил, что у людей вообще есть привычка искать виновных.

      – Привычка – не то же самое, что хорошая привычка, – ответила она.

      – Но если найти виновного, то можно изменить положение дел.

      – Каким же образом?

      – Проголосовать «против» на выборах.

      – Это расхожее заблуждение: считать, что смена правительства ведет к улучшению ситуации.

      – Надо прислушиваться к голосу отчаяния.

      – Нет, надо прислушиваться к голосу разума. Ты видишь у меня признаки отчаяния?

      – Нет, не вижу. Но готов поспорить, что вы всегда ходите на выборы.

      – В полной уверенности, что они ни на что не влияют.

      – Тогда что вас гонит на выборы?

      – Гражданский долг. Автоматизм.

      Тут я едва сдержался:

      – Откуда такое высокомерие?

      – По отношению к кому?

      – Ну, как сказать… к другим избирателям.

      – Ты хочешь сказать, что я обязана полностью разделять их надежды, чаяния и грядущие разочарования? Главная функция политика – вызывать разочарование.

      – А это, знаете ли, уже цинизм.

      – Не соглашусь. Я не причисляю себя к циникам.

      – А к кому вы себя причисляете?

      – Я не настолько тщеславна, чтобы навешивать на себя ярлыки.

      Как всегда, она хранила сверхъестественное спокойствие. Которое порой меня бесило. Она что, использовала меня как игрушку? До сих пор не переставала поучать?

      – Значит, цинизм – не ваше кредо. А каково же ваше… анархизм?

      – В философском плане я вижу привлекательность такого кредо. Но в плане реальности оно всегда обречено, учитывая изломанные ветви человеческого древа.

      – Значит, вы признаете, что нам необходимо какое-либо организующее начало?

      – Я признаю, что оно будет с нами всегда, хотим мы этого или нет.

      – И что конституционная демократия – наименее гнусный строй из тех, что мы открыли для себя на сегодняшний день?

      – Такой тезис, очевидно, сформулирован кем-то из демократов, да?

      – Значит, вы не относите себя ни к циникам,