Два чуда от Папы Мороза. Вероника Лесневская

руки в карманы, тем самым возводя стену между нами.

      – Привет, – проговариваю сипло и умудряюсь улыбку изобразить. Вряд ли она смотрится красиво на моем бледном, болезненном лице. И сомневаюсь, что смогу ею расположить к себе мужа. Сегодня он волком на меня смотрит.

      – Что-нибудь вспомнила? – не здороваясь, опускается на стул рядом.

      – Тебя – нет. Извини, – честно отвечаю и тут же спохватываюсь. – Как мальчики?

      – Поужинали и спят. Устали за эти дни, – в его тоне проскальзывает тепло. – Я ненадолго. Не хочу одних их оставлять.

      – Они самостоятельные, – выпаливаю машинально. – От Мити нужно прятать сладости, иначе его стошнит. «Стопа» совершенно нет, – улыбаюсь сама себе, не сразу осознав, что выдаю новую информацию.

      – Учту, – на автомате отзывается муж.

      – Ты ведь не живешь с нами? – догадываюсь я, исходя из его ответа. – Тебя вызвали, потому что я попала в больницу. И теперь тебе приходится возиться со мной и детьми, ведь так?

      – Ярослава, давай мы поговорим позже, когда… – вздохнув, он подается вперед. Упирается рукой в край постели, продавливая вмятину в матрасе. Опускаю взгляд на его безымянный палец.

      – И колец нет, – выдыхаю с грустью.

      Разбиваюсь о напряженное молчание мужа.

      – Пожалуйста, – переборов удушающее смущение, которое неуместно между супругами, я накрываю его ладонь своей. Он тут же перехватывает мою руку и сжимает. – Прошу тебя, присмотри за детьми, пока я здесь? Или договорись с врачом, чтобы меня выписали раньше? – отрицательно качает головой, а я захлебываюсь паникой, не понимая, с каким именно пунктом он не согласен. – Послушай… – лихорадочно роюсь в своем сознании, а там чисто, как после генеральной уборки. – Я не помню твоего имени…

      – Никита, – представляется он, и я импульсивно отдергиваю руку.

      Имя отзывается неприятным, колющим чувством в груди. Холодом и отвращением. Словно чужой кто-то. Но смотрю в серо-голубые глаза, внимательно изучающие мою реакцию, и смягчаюсь, ощущая противоположные эмоции.

      – О детях можешь не беспокоиться, – поднимается он с места. – Они под присмотром. Завтра приеду с ними. Выздоравливай, – проговаривает безэмоционально.

      И очень быстро покидает палату.

      – Пока, – бросаю в закрытую дверь и ощущаю, как по виску стекает слеза.

      Поворачиваюсь на бок и молю лишь о том, чтобы Никита действительно вернулся с мальчиками. Как же страшно быть беззащитной и… одинокой.

      Страшно, но… привычно.

      ***

      Несколько дней спустя

      Ярослава

      – Ма-ам, – зовут Коля и Митя еще из коридора. Их визг врывается в палату намного раньше, чем они сами.

      Приподнимаюсь в постели и устраиваюсь полусидя, оперевшись спиной о подушку. С нетерпением жду своих мальчишек и… их Папу Мороза, как смешно они его зовут.

      Мы с Никитой не возвращались больше к теме наших отношений. Он не спешит рассказывать мне что-либо, а я боюсь спрашивать, чтобы не разрушить хрупкую иллюзию счастливой семьи.