Два чуда от Папы Мороза. Вероника Лесневская

лица, вздернутый носик, аккуратный подбородок, пшеничного цвета волосы.

      В какой-то момент осознаю, что рассматриваю девушку не как на обычном опознании, а словно она – мой близкий человек. Опять накатывает ощущение соучастия и жалости. Я точно полицейскую хватку теряю.

      – Состояние стабильное. Ждем, когда очнется. И переведем в общую палату, – комментирует доктор.

      – «Випки» есть свободные? – машинально выпаливаю, продолжая сканировать болезненное личико.

      Ярослава. У меня память фотографическая – не нужно сравнивать с изображением. Каждая черточка в мозгу отпечаталась.

      На девяносто девять и девять процентов уверен, что это она. Только слабая, бледная, будто… неживая. Мороз по спине.

      – Конечно. Что-то я сказал, не подумав, – идет на попятную врач. – Для вас найдем.

      – Я оплачу, – не хочу злоупотреблять должностью, тем более бывшей. Я и раньше не наглел, а сейчас, управляя детективным агентством и обрывая нити с полицейским прошлым, – тем более не буду. – И составьте мне список, что необходимо. Лекарства, предметы гигиены, вещи. Продукты, в конце концов. Ей же что-то можно будет есть?

      – Позже… У нас тут трехразовое питание, – предлагает он, но я морщусь и посылаю ему недобрый взгляд. – Ну да, больничная еда не сравнится с домашней… Кх-кх… Я напишу все назначения, рекомендации и вам отдам. Оставить вас? – указывает взглядом на Ярославу, а потом в сторону двери кивает. – Время посещений закончилось давно, но для вас сделаю исключение. Тем более ситуация такая. Пациентке будет приятно присутствие кого-то родного – она хоть и без сознания, но все чувствует. Того и гляди, быстрее на поправку пойдет.

      – Да, оставьте, – произношу, а сам будто со стороны себя слышу.

      Вот на хрена ты это сказал, Ник? Какой ты ей к черту родной? Пришел, опознал. Рецепт забрал – и вали обратно к Враговым! Пацаны как раз уснут, и сам отдохнешь. Что ты за идиот, а?

      Пытаюсь привести самого себя в чувства. Но голос здравого смысла тонет в новых, неизвестных мне эмоциях.

      Всему виной Новый год. Атмосфера придурковатая, будь она неладна. Все вокруг, как юродивые, ходят. Вот и я заразился.

      Стоит доктору покинуть палату и плотно прикрыть за собой дверь, как я протягиваю руку к спящей Ярославе. Касаюсь пальцами тоненького запястья, провожу по тыльной стороне маленькой ладони.

      Ярослава не реагирует. Дышит по-прежнему ровно, глаза не открывает, не двигается.

      Изможденная, в отличие от фото. Худая. Почти прозрачная. Хрустальная.

      Белоснежка, мать ее. Никак не очнется. И я вместо семи гномов ношусь с ней.

      Как она выжила вообще после нападения и удара? Казалось бы, тронешь – и рассыпется сама на миллиарды осколков.

      Импульсивно сжимаю прохладную ладонь – и Ярослава отвечает мне лихорадочным вздохом.

      Отдергиваю руку. Как объяснять ей потом, почему чужой мужик ее лапает? Будто маньяк.

      Если посудить, незнакомая рожа с трехдневной щетиной – это явно последнее, что хотела бы видеть Ярослава, когда очнется. Нужно детей привести.

      Уйти