Юность крейсера. Андрей Юрьевич Ненароков

от города, и добираться пришлось на поезде. Всю дорогу Нечаев рассказывал веселые анекдоты про поход. Алексей от души смеялся над шутками друга. Владимир Карлович лишь изредка улыбался, как бы оказывая любезность.

      – А вот еще был случай, – начал новую историю Александр. – Прошли мы уже Суэцкий канал и стояли в Джибути. Жара днем невозможная: на броне воду кипятить можно, а ночью холодно, как в подвале. Бедуины на лодках меж кораблей так и снуют. На ломаном французском и английском кричат, предлагая купить всякую всячину. Один, смотрю, прямо из кожи лезет, даже по-русски орет: «Купи, ваше благородие!» Говорю ему по–английски: «У тебя финики есть?» Тот в ответ кричит: «Еs, Еs». Велел я трап спустить, поднялся бедуин на борт с мешком фиников. Нахваливает свой товар, лучше, говорит, во всей Африке не сыскать. Пробую, действительно, хорошие сладкие финики. Даю ему три франка, больше чем стоят финики у них на базаре, а торгаш на колени падает, на всех известных ему языках лопочет, на пальцах что-то считает. Выходит, что должен я заплатить не меньше пяти франков, и то, полцены по доброте душевной он мне скинул. Посмеялся я над его стараниями, доплатил еще два франка и велел матросу отнести мешок в Кают-компанию. Поели мы вечером немного этих фиников, на завтрак опять велели подать. Начали кушать, а все финики червячками поточены. Пришлось весь мешок вестовым отдать. Выхожу я на палубу и слышу, как этот бедуин вновь на всю гавань заливается, расхваливая товар. Ну, думаю, погоди, пройдоха, я тебя сейчас проучу и кричу ему: «Плыви сюда, я тебе сейчас бумагу за честность напишу, чтобы все русские моряки покупали только твой товар». Бедуин радостный поднимается на палубу «Авроры», в ножки кланяется. Я пишу ему рекомендацию, что податель сей бумаги Оглы такой-то есть плут и обманщик и ничего у него покупать нельзя, и подписываюсь: «лейтенант Нечаев». Этот торгаш, наверное, до сих пор удивляется, почему русские моряки перестали покупать его товар.

      Каневской задорно засмеялся, хотя слышал раньше этот рассказ и даже видел ту рекомендацию в руках у незадачливого торгаша.

      Офицеры вышли из вагона на полустанок, не доезжая до Гатчины. Дачный поселок утопал в зелени: перед домами пестрели цветами палисадники. Отворив калитку, Владимир Карлович позвал сидевшую на веранде жену:

      – Елена Васильевна, посмотрите, кого я к вам привез.

      Увидев брата, Елена сбежала с веранды и, обняв, поцеловала в щеку.

      – Леночка, позволь тебе представить Алексея Петровича Каневского, – освобождаясь от объятий сестры, сказал Александр.

      – Очень рада познакомиться, – протянула руку для поцелуя мадам Клод. – Вы тоже на «Авроре» служите?

      Алексей приложился губами к тонким длинным пальцам женщины и, подняв голову, окинув изучающим взглядом сестру Нечаева, ответил:

      – Нет, на «Осляби».

      Мадам Клод была небольшого роста: ее головка не доставала и до плеча мичмана. Лицо женщины было красивым: правильный тоненький нос, ротик с пухлыми губками, зеленые глаза, блестящие, словно изумруды, в обрамлении черных волнистых