Прими новый день. Людмила Лаврова

сколько, Михалыч?

      – Много, Степаныч, ох и много! Богатый ты теперь!

      – Ну, жена, знакомь с детями! – Федор только крякнул, увидев, какая орава теперь живет в его доме. И замолчали самые языкатые сплетницы, глядя, как шагает вереница из парней вслед за отцом по деревне.

      – Экая семья знатная получилась! – улыбался в усы Михалыч, провожая взглядом Матренин выводок.

      Наши дни.

      – Вот, Машенька. Здесь твоя прабабушка. А это, значит, прадед. Очень хорошие люди были.

      – Я вижу, бабуленька! Раз, два, три…

      – Двадцать шесть. Четверо своих и двадцать два приемных. – Ниночка протерла памятник, бережно смахивая пыль с подписей под именами родителей. – Все выросли. Ни одного не потеряли. Все в люди вышли. Да ты и сама видела. Брат мой, Павлик, как и хотел учителем, стал. Мама тогда целый год копила, чтобы его на учебу отправить. В Москве учился. Если посчитать, сколько из наших по ученой части пошли, так целую школу учителей собрать можно. А все благодаря родителям. И врачи, и военных трое, и даже певица у нас есть. Да ты помнишь! Мы к тете Наде ездили в прошлом году.

      – Это та, что в Оперном театре поет?

      – Она. Ох, как мама ее берегла! Все мечтала услышать в полный голос. Не получилось.

      – Почему?

      – Ушла раньше. Болела сильно. А потом и папа вслед за ней отправился. Все говорил: «Куда я без Матренушки…»

      – Бабушка, в ведь они герои…

      – Конечно, родная. Все по-разному Родину защищали. Родина – это ж не только земля, это еще и люди. А дети – это тоже люди, только маленькие. Их еще людьми сделать надо. Родители наши справились! Память о них живая по земле ходит и много лет еще ходить будет. А если кто забудет, так, как мама говорила: «Позору не оберется!»

      – Не забудет… – Маша тихонько погладила памятник. – Я точно не забуду. И детям своим, если они у меня будут – не дам. Такое нельзя забывать.

      – Нельзя, родная, нельзя… Грех это.

      – Ба, ты ж неверующая!

      – Это кто тебе такую глупость сказал? – Нина возмущенно фыркнула. – Много ты знаешь!

      – А если Бога нет?

      – Если нет – так и переживать нечего, а если есть? Вот то-то! Мамочка моя умная женщина была.

      – А как же она в Бога верила, если тогда нельзя было?

      – А кто может человеку запретить душу свою править? Никто! Я сама не помню. Это Павлик мне рассказывал, как отобрала она меня у смерти своей материнской молитвой. Я перед тобой стою, значит работает это? – Маша кивнула. – Вот и мамочка наша верила, что работает. А раз она верила, то нам тоже нужно. Ей лучше знать!

      Маша кивнула и глянула на фотографию на памятнике. Все старые фото, которые она видела до этого, были на один манер. Суровые лица, поджатые губы. А Матрена улыбалась. И почему-то сейчас Маша поняла, что эта женщина несла в себе удивительную силу. И имя этой силе – Жизнь.

      Прими новый день

      – Вера… Верочка… – Карина тихонько позвала невестку, которая стояла у окна.

      За окнами догорал закат над рекой. Вид из окон квартиры открывался потрясающий. Именно из-за него Вера с Артемом