Хроники ржавчины и песка. Дарио Тонани

поскользнуться.

      – ПАПАААА, ТЫ ТУТ?

      Повсюду были птичьи перья: они покрывали белый пол, как снежинки, вились в воздухе, потревоженные работающими механизмами. Но самих птиц он не увидел.

      Клубы пара. Выхлопы из клапанов и труб.

      Юсуфф закашлялся: дышать было нечем. И жутко воняло слежавшимися перьями.

      – ПАПАААА, ЭТО Я!

      Ответа нет.

      Пошел дальше по скользкому полу.

      Над головой – стук лап. Между трубами.

      Он поднял голову.

      По волосам скользнуло перо.

      Юсуфф подошел поближе к одному из механизмов – хотел разглядеть его повнимательнее. Увидел огромный клубок медленно вращавшихся шестеренок, которые двигали несколько шкивов, исчезавших во мраке потолка. Ни головки, ни хвостовика не было, и вообще устройство, похоже, только и могло что производить приглушенный шум. Бесполезное.

      Мальчик вытянул шею и пригляделся. Между шестеренок, в латунной чашке, лежали два зуба, вырванные с корнем.

      Через секунду туда же со звяканьем свалился третий. Кровь на нем еще не высохла.

      Юсуфф отшатнулся. Потерял равновесие и упал.

      Над головой судорожно захлопали крылья.

      Мальчик попытался подняться. Но ладони поехали, и он упал лицом прямо в белую кашицу. Поднял голову. Один глаз залеплен жижей. Сплюнул покрывавшую губы дрянь, но привкус остался. Привстал на здоровое колено.

      Голова кружилась, сердце бешено колотилось. Юсуфф зажмурился. А когда открыл глаза, увидел, что вокруг – птицы. Десятки, сотни…

      Они спустились из гнезд, свитых между трубами, и теперь внимательно его разглядывали. Некоторые все еще держали в клюве добычу – небольших ящериц, скорпионов, грызунов и даже рыбок.

      Робредо был их королевством, а я – вторгшимся в него чужаком. Такого большого и враждебно настроенного они еще встречали. Я разревелся, а птицы, наверно, решили, что это какая-то угроза. Одни улетели в гнезда, другие сомкнули ряды, приготовившись к худшему.

      Но битвы не последовало.

      Я был всего лишь испуганным, отчаявшимся ребенком, вымокшим до нитки птенцом, который в тот самый миг, когда свет погас, понял, что он в ловушке. И выбраться из нее невозможно.

      В первый момент я почти ничего не видел.

      Раздался грохот движущихся механических частей. Лязг листов металла. Скрежет.

      Я посмотрел на потолок.

      Панели над лабиринтом труб быстро меняли положение, пересекались и надвигались одна на другую в круговороте нахлестов, как в какой-нибудь карточной игре. Солнечный свет ударил как кувалда, зажигая блики на гуано.

      Изменился даже ритм работы механизмов. В латунной чашке постоянно что-то звякало.

      Сзади послышался звон металла.

      Юсуфф обернулся. Яйцо вибрировало.

      Звон повторился, на этот раз громче, и на поверхности появился нарост. Он посинел, почернел и вдруг оторвался, как гнойный фурункул.

      Что-то светящееся и раскаленное прорезало отверстие в скорлупе. Из яйца высунулся коготь, который изо всех сил пытался увеличить дырку.

      Птицы