Почти три года. Ленинградский дневник. Вера Инбер

аромат, вид, шипенье масла на сковородке. Он говорит об этом вслух, терзая себя и окружающих. Евфросинья плачет, говорит:

      – Замучил.

      Что будет, если в самом скором времени не подвезут продовольствия? А зима еще долгая. Страшная.

      Наши теперешние ночи неописуемо тихи. Ни гудка, ни шума трамваев, ни лая собак, ни мяуканья кошек. Нет радио. В темных ледяных квартирах город засыпает. Многие навеки.

      Очень давно не имела писем от наших из Чистополя.

      Да и как пробьются сюда эти письма?

      4 января 1942 года

      Вчера ночью вспыхнул пожар в студенческом общежитии: злополучное место, куда уже дважды попали бомбы.

      Сначала предполагали, что пожар возник от неправильно поставленной времянки. Но потом выяснилось, что от спички, брошенной в угол, в кучу мусора. Нечаянно или умышленно… кто знает? Может быть, и второе, так как в суматохе пожара начали пропадать вещи.

      Один из пожарных работал особенно хорошо, в дыму, без маски: не было кислорода. Решили премировать его. А он, узнав, что гасил здание, имеющее отношение к медицине, сказал:

      – Не надо мне другой премии, как только хотя бы сто граммов рыбьего жира для моей жены.

      И он получил этот драгоценный жир, лучший из витаминов.

      Наша мышь («княжна Мышкина») затихла, видимо навсегда. Жаль. Хоть какое-то движение было, шевелился этот комочек жизни. Теперь и его нет.

      Мне кажется, что, если в течение десяти дней не будет прорвана блокада, город не выдержит. Ленинград получил от войны все сполна. Надо, чтобы и немцы на Ленинградском фронте получили той же мерой.

      СССР называют спасителем человечества: это так и есть.

      Я горда тем, что у меня «советская паспортина». Теперь она оливковая, скромная. Но все равно она излучает сияние.

      Если бы кто-нибудь знал, как страдает Ленинград.

      А зима еще долгая. Морозы лютые. Сегодня теплее, но зато сильно метет. За городом, наверное, пурга. И нельзя слушать без волнения, как этот голодный, темный, замерзающий город радуется морозам, от которых гибнут гитлеровцы на нашем фронте.

      – Так им и надо! – повторяют люди посиневшими губами, стоя в подворотне во время обстрелов.

      Блокаду Ленинграда обычно именуют «огненным кольцом». Нет, скорее это кольцо ледяное.

      Начала вторую главу поэмы. Попытаюсь описать в ней одну ленинградскую ночь.

      5 января 1942 года

      Артобстрел нашего района и даже нашей территории. Снаряды рвались так близко, что было предложено всем нам выйти из фасадных комнат главного здания.

      На днях мне снился сон, будто я и еще люди, невидимые в темноте, стоим в подворотне, пережидая обстрел. Проносятся полые светящиеся шары. «Остерегайтесь брызг. Это ипритные волчки!» – кричит кто-то. Я проснулась со стеснением в сердце.

      Говорят, будто мы взяли Мгу. Но кто это слышал? Ведь радио почти ни у кого не работает.

      6 января 1942 года

      Сегодня впервые была в приемном покое.

      Я