Кровники. Ольга Пустошинская

– плелась и подвывала тихонько. Кое-как добралась до дома, вошла в комнату и упала на стул.

      – Николаша где?

      – Ушёл опять, поел и ушёл, – ответила Маруся.

      Прасковья отдышалась, выдвинула ящик стола, где хранились столовые приборы, взяла ножи и, подтащив табуретку, воткнула их за дверной косяк.

      – Мамака, зачем ножи? А хлеб чем резать? – удивилась Маруся.

      – Новые купишь, – сказала Прасковья и заплакала. – Плохие вести я принесла, дочка. Приворожила какая-то гадина нашего Николашу. На смерть сделала…

      Маруся слушала и расширившимися глазами смотрела на маленькую Наташку, играющую с бельевыми прищепками на расстеленном одеяле. Троих сыновей схоронила Маруся. Двое погодков умерли ещё до рождения Коли, а Лёшенька – и трёх лет не прошло.

      – А вдруг ошибается твоя Шура? – наконец проговорила она.

      – Да вот ещё ни разу не обманула. У меня тут огнём горит! – Прасковья ударила себя в грудь кулачком. – Я не вижу, как Александра, но чувствую, что это правда.

***

      Вечером Полине нездоровилось. Раза два или три она сходила в уборную и выплеснула в унитаз всё, что было съедено.

      – Забрюхатела, поди, от своего Кольки? – спросила мать и обмерла: в подоле принесёт девка!

      Поля легла на кровать, отвернулась к стене с приколоченным ковриком.

      – Не забрюхатела. Съела что-то.

      – Вот я ему скажу, чтобы шёл и расписывался с тобой как положено! Раньше-то как было, сначала церковь, а потом любитесь. А ты что? Зачем парню даёшь?

      – Перестань, – простонала Полина, – ты сама рада была, к соседке ночевать уходила.

      – Дак я думала, он замуж тебя возьмёт!

      Мать всё ворчала про гулящую молодёжь и грозилась высказать всё Кольке, но тот не пришёл, чем удивил и огорчил обеих женщин.

      Всю ночь Поле снились кошмары. Будто какая-то старушка бесцеремонно открыла дверь, подошла к кровати и принялась стучать согнутым пальцем по голове Поли.

      – Что вам надо? – спросила та и оттолкнула чужую руку.

      – Иди к Колькиной матери и проси соли, поняла?

      «Глупость одна, – подумала Полина, просыпаясь, – какая соль? Зачем соль?» И утром – странное дело – соль всё не шла у неё из головы, будто старушка крепко вдолбила эту мысль. И Поля не выдержала, выскочила из дома в старом халате и побежала к Трифоновым.

      …Маруся в тот день решила устроить уборку. Чистой тряпочкой помыла листья фикуса на окне, аккуратно вытерла пыль с мебели и большого приёмника. Муж Никита очень любил радиопостановки, садился и внимательно слушал, подперев кулаком щёку, шикал на детей, если они принимались шалить.

      В комнату постучали. Маруся отвела тыльной стороной руки волосы со лба и крикнула:

      – Заходите! Кто там?

      Это была Полина. Но что за вид! В старом халате, глаза безумны, волосы всклокочены.

      – Здравствуйте, тётя Маруся, – зачастила она, – соли одолжите?

      Маруся насторожилась, вопросительно посмотрела на Прасковью, вязавшую носок у окна. Та чуть заметно кивнула: