Призраки урочища страха. Любовь Федоровна Нохрина

не боящихся таежников. И еще говорили, что, будто стоит задержаться здесь, как начинает тебя кто водить по тайге, и голосок такой страшненький, сладенький уговаривает, будто плачет кто в лесу, ребенок не ребенок, тоненький голосок, девичий, жалобный. Только жуть от него такая берет, что второй раз редко кто возвращался водицы сладкой попить. А вода целебная была. Говорят, кто ее попил прямо из ручья, от многих болячек избавлялся. И еще. Никакая техника к тому месту не могла подойти. Ломалась. Маз ли, бульдозер, трактор любой. Как черт путал. Глохли. Один раз в бывшем еще леспромхозе новый крутой директор приехал. Наорал на мужиков, решил, было, невиданное для тех мест дело сделать: аэрофотосъемку с вертолета. Говорили ему: не надо над урочищем летать бы. Так не послушал. Может, конечно, и неполадки, какие были в этом вертолете, только в самый раз над урочищем и заглох мотор. А что самое главное: не нашли ни вертолета, ни ретивого директора. Сгинул. А ночами над оврагами и стали видны блуждающие огни, И голоса слышны, будто плачет кто, жалуется, И от голосов тех люди как с ума сходили. Только больше никто оттуда живым не вернулся. И те, кто искать пошел, следом сгинули. Но времена настали смутные, людей убивали в Чечне, горячих точек наплодилось больше некуда, и жизнь человека дешевле копейки стала. Никто никого не искал. Вот с тех пор, кто поумнее, обходили то место проклятое. Даже говорить об этом боялись, считалось, что беду накличешь. Людка знала все это, и ничего нового не сказал ей охотники.

      Как-то раньше ночью Людка рассказывала Сереге про все эти ужасы. Серега зло сверкнул на жену волчиным взглядом и высмеял ее.

      – Байки это, только сочиняет их не дурак. Очень не хочется кому-то, чтобы народ туда ходил, – пояснил он жене. – Раньше там золото мыли, шурфы заброшенные по всей Горе. Провались в такой – сроду сам не вылезешь. Вот и пропадают люди. Дураков всегда хватает.

      Людка мужа боялась. Баба она была вредная, скандальная. От ругани получала огромное удовольствие, ругалась с наслаждением и почти всегда выходила победительницей из любой ссоры. Она напоминала хорошо оснащенный, отмытый и принаряженный бульдозер. Но достаточно было Сереге сверкнуть в ее сторону прозрачными кошачьими глазами, как она тут же затихала и делалась тихой и ласковой, как котенок. Страх этот крепко сидел в ее душе после того, как она увидела мужа в сарае, когда он точил нож, которым колол свиней. Холодный блеск острого лезвия отражался черной пустотой в его глазах. Он поднял голову, глядел на нее и не видел. Из глаз Сереги, бездумно уставившегося на обмершую от непонятного ужаса Людку, глянула смерть. Она на цыпочках вышла из сарая, но этот его мертвый взгляд забыть не могла. Остался он у нее где-то под сердцем кусочком колющего льда. Только в порыве отчаянной злости Людка забывала об этом, и остановить ее тогда было просто некому.

      – А директор пропал с вертолетом, не нашли же! – робко возразила она тогда мужу. – И вой там слышали.»

      – Как же, пропал! – потянулся всем телом Серега, – нужны мы