ЛюГоль. Лариса Сегида

рук.

      Аина успешная учеба, ее маленькие первые победы в гимнастике, ее увлечения, друзья, желания, мечты, казалось, ее маму не интересовали. И Ая не лезла отстаивать законом и природой положенные чувства и часы маминой жизни, которые так нужны были ей тогда. Мамино молчание, изматывающая и ее саму, и Аю концентрация на умершем прошлом, ее интериоризованное существование, когда она только всасывала в себя мир, ничего ему не отдавая, слишком рано вытесали из Аиного зеленого, шумящего ветками и листвою деревца устремленный к удару кий. Ая осознала с дрожью в теле и морозом в душе, что миссия ее родителей для нее окончена, и каждая минута будущего должна будет теперь твориться только ее мозгом, только ее руками и ее судьбою, каковую Ая ощущала пока лишь неподъемным походным рюкзаком на спине.

      Она выстроила логическую цепь необходимых поступков и действий, которые, надеялась, вытащат ее из барахтанья в слезном море маминого смирения с любовной и семейной неудачей. Маминых учительских денег хватало на минимум, но ведь было нечто большее этого минимума, без чего жизнь уподоблялась животному прозябанию. Ая в силу возраста не могла внести свою лепту в семейную казну, но облегчала мамины экономические исчисления и шарады пуританской и, в общем-то, болезненной для растущей девочки фразой: «Мне ничего не надо». Но была все же детско-подростковая мода, сводящие с ума свободой и сексуальностью джинсы, велосипеды, оттачивающие смелость, магнитофоны с катушками на 375 и 525 метров, способные донести до изнасилованного пионерскими маршами уха инфернальную роково-джинсовую музыку. Ая ничего не просила, но молча пыталась заслужить мамино внимание исключительно высшими оценками из четверти в четверть, из класса в класс. Но та воспринимала это как должное, никогда не проверяла дневник, не посещала родительских собраний, пробегала взглядом похвальную грамоту по окончании очередного учебного года и прятала ее в отсек секретера с документами.

      Постепенно Ая научилась не реагировать на материнское безразличие к своим скромным достижениям. Она сама поставила учебу на первую ступень той лестницы, по которой намеревалась подняться в небо. Не успеха, славы и почестей. А место своего конца, если он действительно, следуя Библии, мог вознести ее в рай.

      Ая ждала взрыва маминых эмоций в отношении своего существования, и однажды оно случилось. Ее физическое спартанство развивалось параллельно с духовным. Она училась не плакать прилюдно, хотя могла разрыдаться в одиночестве, и презирала чужую плаксивость, занудство, нытливость, всю искусственность эмоций. Мальчишки ценили Аю за это, но ее природная женственность и смазливость не превратили ее в грубое нечто типа «бабы в штанах» или «своего парня». Она дружила в равной степени как с девочками, так и мальчиками. С последними Ая носилась на великах, с первыми гоняла битку по «классикам».

      На асфальте цветными мелками чертились десять клеток в два ряда, по которым играющие в прыжке передвигали битку. Удобной баночкой из-под заграничного крема, подходящей для классной битки, обладала не каждая. Чаще