Мальчики из провинции. Виктор Некрас

над длинным лохмами разваренной капусты и крошевом зелёного лука. А посреди миски медленно таял в горячем вареве кусок густой сметаны.

      Иринка с Артёмкой тоже устроились за столом и ждали очереди, сжимая резные ложки моржовой кости – отцово и братне ремесло, – что ещё делать долгими северными зимами, как не мастерить – вязать сети, резать дерево и кость под спокойный рассказ баенника (баснь или ста́рину18) или бабьи песни?

      Мать, наконец, закончила подавать на стол, села сама напротив Власа, взяла ложку и замерла.

      Его ждёт, – понял Влас.

      Семья Смолятиных уже давно во многом жила дворянским побытом, и у каждого была своя чашка, не надо было по очереди запускать ложку в общую миску, дожидаясь старшего. Но в каждую выть19 всё равно все ждали, пока не начнет есть старший.

      Старшим сейчас в доме был он, Влас.

      Перекрестясь, он крупно откусил от ломтя (тминная кислинка приятно ущипнула язык), зачерпнул ложкой щи из миски и отправил в рот – осторожно, чтобы не обжечься. Остальные тут же застучали ложками – братишка с сестрёнкой торопливо, мать – степенно, то и дело поглядывая на старшего сына, словно любуясь.

      Может, и любовалась.

      Влас старался не вникать, чтобы душу не травить. Не сегодня, завтра всё равно уезжать снова. В этот раз – надолго. На год, не меньше.

      Говядина уже была старовата – последние куски добирали с ледника в погребе. Заметив, как Влас старательно жуёт, мать сказала негромко:

      – Мясо почти закончилось, прирезал бы барана, что ль?

      – Вечером, – кивнул Влас, подчищая ложкой в миске.

      Старшие заговорили, и младшие восприняли это, как разрешение.

      – Влас, а ты в море батю не видел? – спросил Артёмка, отложив ложку. Глядел на старшего брата во все глаза, с нескрываемой завистью – уже трижды ходил брат в море на всё лето. Иринка рассмеялась:

      – Глупый, – укорила она. – Море же большое!

      – Видел, – улыбнулся Влас. – На Матке виделись. Не пустило их море Карское. Скоро и воротятся, пожалуй.

      – Опять, значит, скоро мамке ветер дразнить идти, – засмеялась Иринка.

      Влас глотнул приостывшего взвара из клюквы, брусники и морошки с сушеными яблоками, покосился на мать:

      – Никак ходила уже, мам?

      – Сегодня ходила, – усмехнулась мать, глядя в сторону – знала, что ни Логгин, ни Влас бабьих гаданий не одобряют. – И таракана пустила в море, и флюгарку поленом била…

      – И двадцать семь плешивых поимённо насобирал? – Влас улыбнулся, снова отхлёбывая взвар.

      – Насобирала, – кивнула мать, и взгляд её вдруг стал жалобным. – Когда теперь?..

      – Завтра Спиридоновы люди в Архангельск на карбасе бегут, и я с ними, – отводя глаза, сказал Влас. Матери вовсе незачем было знать, что замыслил сын – что в Питер он собирается вовсе не через Архангельск, как все здравые люди, а через Онегу, Осударевой дорогой.

      Она вздохнула. Сказала осторожно и жалобно:

      – А может, всё же…

      – Мама! –

18

Баснь – сказка.

19

Выть – время приёма пищи – завтрак, обед, ужин.