Эфир. Ирина Иваненко

Рош-ха-Никра. Начало двадцатого века.

      На восточном побережье Средиземного моря, между двумя широкими долинами, тянулась почти полностью заросшая зеленью горная меловая гряда.

      Как реки впадают в моря, так впадала она своей мягкой меловой лапой в бушующие средиземноморские волны.

      Вдоль меловой гряды, теснясь между холмами и ущельями, тёк полноводный ручей. Его неширокое русло во многих местах было завалено круглыми позеленевшими камнями, которые огибала чистая прозрачная вода. Берег, в некоторых местах песчаный, в некоторых каменистый, под небольшим углом поднимался вверх, как бы расширяя русло. Деревья и кустарники росли еще выше, иногда смыкаясь над ручьем плотной зелёной шапкой и не давая тонким сияющим струйкам света проникнуть к воде. Среди них встречались мастиковые и земляничные деревья, а платаны, разваливаясь своими широкими основаниями, случалось, растопыривались прямо посередине течения.

      На берегу этого ручья, на широком плоском камне, вздрагивая шерстью и немного скользя копытами, стояла лань.

      Она пугливо смотрела по сторонам, поворачивая свою гибкую красивую шею и моргая грустными глазами. Колышущийся вокруг мир зелени не вызывал у нее опасения, но все же что-то ее беспокоило. Прохладная вода манила своей живительной влагой, и лань уже ступила передними копытами в ручей, наклонясь было, чтобы утолить жажду. Но вдруг камень на другом берегу качнулся и пошевелился. Животное встрепенулось, грациозно и пугливо вытянув шею. Оно не стало дожидаться опасности. Так и не напившись, беззвучно колыхнув несколько раз своим невесомым телом, лань скрылась среди зелени.

      В тени того самого камня, прислонившись к нему спиной и глядя на воду, сидел наш старик. Он появился там вместе с рассветной дымкой и с тех пор не пошевелился ни разу. Старик думал. Его целью была мягкая меловая скала на берегу, в нескольких километрах от реки. Та самая, которая впадала в море между двумя зелеными долинами.

      По бесстрастному выражению лица никак нельзя было угадать ход его мыслей. Грустные и не по-стариковски молодые глаза тоже ничего не выражали. Старик просидел до обеда.

      Обычно он появлялся сразу на вершине скалы. Но сегодня было не так.

      Тяжело, будто он нес какой-то груз, старик встал и пошел по каменистому берегу вдоль ручья. Преодолев почти треть пути и выйдя на приморскую равнину, он остановился.

      – Рош-ха-Никра, – прошептал он сам себе, счастливо вглядываясь вдаль и белозубо, почти по-детски, улыбаясь.

      На плоской вершине скалы, нависая над голубым морем, уже виднелся дом.

      Старик пошел в его сторону.

      Разбушевавшееся море гудело широкими волнами, накатывая их на берег и хлопками ударяя о камни. Над головой кружили чайки. Солнце было в зените. Распахнутое пальто в сорокаградусную жару никак не создавало прохлады, но старик его не снимал. Ему и так было хорошо.

      Он наслаждался, оттягивая момент встречи.

      Дом стоял в гордом одиночестве почти у самого обрыва уже не первую тысячу лет. Две прибрежные тропы, одна