Всё укроется снегом белым…. Светлана Гершанова

подушках наши деньги кончились. Я была счастлива!

      В понедельник можно было идти в обменное бюро за ответом. Мы встретились в метро.

      – Мне страшно.

      – Теперь-то чего бояться, ты же фактически замужем! Зарегистрируемся, я тебя пропишу и станешь москвичкой.

      – Мне нужно обязательно перевезти маму. Понимаешь, я не могу оставить её в Ростове. Невестка у нас… Что говорить, мама с ней никогда не сможет жить. Случись что, я себе в жизни не прощу! Мама рассказывала, у неё был приступ холецистита. И Вовка возле неё два часа просидел, бледный от страха. Разве я бы сидела? Я бы действовала!

      – Ты же понимаешь, Витя, просто так мне её привезти некуда.

      Нас посылали из кабинета в кабинет. Витя остался в коридоре. Упитанный молодой человек порылся в папках на столе и нашёл мой тоненький скоросшиватель. Казалось, в нём ничего нет! Но там лежало письмо Союза писателей, тринадцатое. И на нём резолюция «Разрешить».

      Я выдохнула. Оказывается, я не дышала, пока он искал папку. А молодой человек рассердился:

      – Разрешили? С какой радости! Сейчас узнаю, почему это вам разрешили.

      Он ушёл, а я сидела у его стола и опять не дышала. Сейчас он убедит своё начальство, что оно ошиблось. Но, к счастью, всё произошло, как в анекдоте – он вошёл со своим мнением, а вышел с мнением начальства. И стал таким вежливым и предупредительным!

      – Всё в порядке, обмен разрешили и вам, и матушке вашей. А там, под дверью, молодой человек – не ваш, случайно? Он та-а-ак на меня посмотрел!

      – Мой.

      – И замуж за него собираетесь, небось? Вернее, он намерен на вас жениться немедленно!

      – Да, мы подали заявление в субботу.

      – Ну какая у нас в стране юридическая неграмотность! Вам разрешили обмен. Но если в вашем паспорте появится штамп, разрешение отменяется. Позовите его, я ему скажу сам, а то он вам не поверит.

      Я молчала во время этого удивительного монолога, и когда он всё повторил расстроенному Вите. И смотрела на них счастливыми глазами.

      Я и представить не могла, что значит обменять две квартиры в Ростове хотя бы на две комнаты в Москве!

      Началось прямо в соседнем кабинете. Девица с высокой причёской чёрных, как смоль, волос и длинными алыми ногтями долго изучала мой паспорт. Особенно страницу, где, по счастью, ещё не было штампа о моём замужестве. Потом нехотя вернула его.

      – Покажите свидетельство о рождении. Я должна убедиться, что вы перевозите свою мать, а не чужую женщину. Что оно у вас такое потёртое?

      – Да оно вообще чудом сохранилось в войну. Если сомневаетесь в его подлинности, отправьте на экспертизу!

      – Ладно, заполняйте анкету и ищите варианты. На оба обмена у вас один год. Не успеете – всё сначала, письмо, разрешение.

      Я ужаснулась, но стала заполнять анкету. Там оказался один страшный пункт. Он мог свести на нет все мои усилия, если бы я написала правду. Но я солгала. Я! Солгала! В анкете!

      Меня спрашивали, есть ли у моей мамы ещё дети в Ростове. Я написала, что нет. Сердце моё падало каждый раз, когда эта девица открывала мою анкету. Мне не было стыдно,