Когда не все дома. Мария Владимировна Болдина

дадим!

      – А если они вам клички дадут, вам понравится?

      – Они уже дали.

      – Какие?

      – Не переживайте, у вас не обидная – Апельсинна, даже ласково, я бы сказала.

      – А у меня?

      – Зайдите в родительский чат и посмотрите.

      – Вот ещё, что я там не видела, в родительском чате.

      – О-о-о! Вам почитать стоит.

      Виктория своё прозвище знала – ВэВэПэ – по начальным буквам фамилии, имени и отчества: Вебер Виктория Петровна – то ли отсылка к власть предержащей аббревиатуре, то ли валовой внутренний продукт. Такое прозвище и настораживало, и немножечко льстило, она сама ещё не определилась, как к нему относиться.

      – Вернёмся к вопросу, – она начальственно постучала карандашом по столу. – Какие меры примем для предотвращения?

      И снова понеслось, и снова не в ту степь:

      – А давайте мы их пронумеруем.

      – Будем звать Николай первый, Николай второй!

      – Ага, и Даниил десятый.

      – Так и вижу себя на прогулке, стою и разбираюсь: ты почто Пётр Первый у Катерины Второй лопатку отобрал, и тою лопаткой ей в лоб заехал.

      – Предлагаю по имени отчеству.

      – Поддерживаю.

      – А они будут отзываться на семёнпетровича?

      – Если начать с яслей, привыкнут и никуда не денутся, отзовутся как миленькие.

      – Сергеич и Иваныч? Солидно, чо…

      – Ещё не лучше: суп доешь, Вадимовна.

      – Точно! Все идут в туалет, первым пропустите не Вовочку, нет, а Владимира нашего Ильича!

      И тут пожилые воспитательницы, ещё заставшие октябрятские звёздочки, дружно расхохотались, пошатнув тихий час.

      Веселились все, и те, кому почтальонша уже разносила пенсию, и те, кто ещё вчера сидел за партой. И те, и другие понимали, что дело серьёзное, что не избежать увольнений, взысканий и выговоров, что проверки и комиссии свяжут из нервных волокон узоры макраме. «Не к добру смеёмся», – подумалось Виктории Петровне. Педсовет всё больше напоминал новогодний утренник в сумасшедшем доме. Себя она ощущала Дедом Морозом в накладной бороде и наполеоновской треуголке, внимательно выслушивающим и зачем-то пытающимся задокументировать тот бред, который несли помешанные в надежде заслужить долгожданный подарок. То, что, в конце концов, всем сёстрам раздадут по серьгам, сомнению не подлежало. Среди присутствующих вдруг обнаружились и буйные, некоторые из них порывались «вскочить на табуреточку» и громко, с выражением продекламировать всё, что накипело. Но большинство всё-таки шутило, иногда зло, и посмеивалось. Остановить это безумие у заведующей не получалось, оставался единственный выход – возглавить. И Вика засмеялась, сначала взахлеб засмеялась, а потом поняла, что уже не хохочет, а громко рыдает, сидя на своём начальственном месте во главе стола и старательно закрывая руками лицо. Слёзы текли, размывая тушь, сбегая с подбородка и оставляя чёрные кляксы на разложенных на столе документах. Когда Вика смогла унять рыдания, протокол