Немецкая лирика / Deutsche Lyrik. Антология XX века. Антология

путей

      карты, светящиеся люминафором,

      где-то далеко позади здесь

      щёлкнули громко безымянные пальцы.

      Взгляни, счастливчик,

      как повезло тебе:

      Промчалась пуля

      в двух дюймах от цели,

      плюхнулась в аорту.

      Багажное добро, десять

      центнеров

      бреда на двоих

      folie à deux

      под тенью стервятника,

      в семнадцатилетней жизни, на ногах

      заикающихся телеграфных матч.

      Там, впереди,

      о водную преграду бьются

      головами

      три кита.

      Кольнул блеск

      в одном правом глазу.

      «Кто назначил круговорот?..»

      Кто назначил круговорот?

      Погода ясной была, мы напивались

      и горлопанили песни-шанти моряков

      на солнцевороте великого крушения.

      «Ты бывал моей смертью…»

      Ты бывал моей смертью:

      тебя я мог удержать,

      пока всё во мне отмирало.

      «Любви смирительная рубашка, красава…»

      Любви смирительная рубашка, красава,

      придерживайся журавлиной парочки.

      Кого же, коль несётся он чрез Ничто,

      приносит сюда, дышащего,

      в один из этих миров?

      «Близко, в дуге аорты…»

      Близко, в дуге аорты,

      в крови святой:

      Святое слово.

      Мать Рахиль

      уже не рыдает.

      Вознесены

      все оплаканные.

      Затишье в венце артерий

      расшнурован:

      Зиф, тот свет.

      Представь

      Представь себе:

      зыбучих топей солдата Массада,

      натасканного отчизной,

      незабвенного,

      снова

      все терния на проволоке.

      Представь себе:

      нечто безглазое, нечто безобразное

      проведёт тебя через чувствилище и ты

      станешь сильней, ты станешь крепче.

      Представь себе: твоя

      собственная рука

      вновь удержала при жизни

      этот воз —

      родившийся

      кусок

      обитаемой

      земли.

      Представь себе:

      это сошло на меня,

      имярека бодрствующего,

      вечно нащупывающего бессонной рукой

      то, что есть из непогребённого здесь.

      «Роса. И я возлёг с тобой, а ты во вретищах был…»

      Роса. И я возлёг с тобой, а ты во вретищах был,

      месяц слякотный

      ответами нас заморочил,

      мы по кусочку отламывали друг друга,

      и крошки складывали в цельный ломоть:

      Господь преломлял хлеб,

      хлеб преломлял Господа.

      «Хеддергемют, я знаю…»

      Хеддергемют, я знаю

      твои ножи, кишащие

      как мелкая рыбёшка,

      никого сильнее не было меня,

      стоявшего против ветра.

      Никто, как я, не пострадал,

      от