Иродиада Галилейская. Марина Хробот

налоги и голуби для жертвоприношений. Менялы меняют деньги в храмах – вот самая из прибылей. В моей семье торговля мясом. И бабушка надёжно держит в руках расчёты. Но тот, кто в Галилее считается богатым, в другой стране, уже в рядах середняков… – На секунду отвлёкшись, Езекия нахмурился. – А почему в той стороне снуют стервятники, что им так вкусно?

      Справа от ворот крепости десятки огромных птиц парили и резко ныряли в пропасть, пронзительно и противно крича от удовольствия.

      Сморщив носик, Саломея брезгливо отмахнулась.

      – Не обращай вниманья, не смотри. В ту сторону кидают отходы с кухни, мусор и рабов.

      Проследив за полётом больших орущих птиц, держащих в клювах мерзкие куски отбросов, Езекия перевёл взгляд на девушку.

      – За что рабов?

      Взяв за край шелковую ткань, оставшуюся в руках юноши, Саломея потянула её к себе.

      – Ну, как обычно. За всё. Их негде хоронить, здесь мало места, и их кидают в пропасть. Отдай накидку, я слишком загорю.

      Прежде чем отдать накидку, юноша поднёс её к своему лицу и вздохнул девичий дурманящий запах.

      – А что ты делаешь по вечерам? Тебе не скучно?

      Надевая на голову лёгкую ткань, Саломея остановилась.

      – Скучно. Когда жара спадет, я с женской половины сбегаю от бесконечных сплетен о мужьях и свадьбах. Иду к Крестителю. Он мало говорит и хорошо молчит.

      Взгляд Езекии изменился.

      – А мне? Мне можно вечером прийти? Я столько слышал о Мессии.

      Чуть отодвинув юношу, вставшего посередине тропинки, девушка пошла вперёд, не сомневаясь к вниманию к своим словам.

      – Конечно можно. Он принимает всех. Хотя в последние дней десять устал и начал прятаться в своём подвале от постоянных просьб – помочь советом или замолвить слово пред Антипой, чиновниками иль кем ещё.

      Езекия робел перед Саломеей, но любопытство пересиливало.

      – А мама как? Ведь он ее хулит. Все страны знают, что Иродиада нечестно вышла замуж за Антипу.

      Споткнувшись, девушка остановилась и посмотрела на Езекию, удивлённо улыбаясь.

      – Нечестно? Знаешь, Езекия, не наше дело лезть в дела царицы. Уверена, что мама постепенно всех убедит в том, что ей удобно.

      Дворец. Покои Аслима.

      Советник Иродиады, Аслим, долго вглядывался в своё отражение. Отполированная бронзовая поверхность круглого зеркала на тяжелой подставке, показывала хищный, чуть оплывший профиль семитского лица с короткой ухоженной бородкой. Длинные волосы, умащенные миррой, чёрными волнами спускались на плечи. Золотой обруч на лбу сохранял тщательную причёску. Оставалось чуть смазать губы подкрашенным оливковым маслом.

      Поправив на шее сапфировое, в серебре, ожерелье, Аслим отодвинул зеркало. Выученный раб тут же сел у ног хозяина, стал надевать позвякивающие, праздничные сандалии, завязал ремни. Поцеловал колено советника.

      – Пора другую обувь заказать.

      – Напомнишь вечером, а я иду к царице.

      Легко встав, Аслим взял витой