Звук падающих вещей. Хуан Габриэль Васкес

что-то в его тоне и жестах заставило меня счесть его вопрос риторическим, одним из тех пустых знаков вежливости, которые приняты между жителями Боготы, но не предполагают обстоятельного или искреннего ответа.

      Лаверде вытащил из кармана старомодную черную кассету с оранжевой наклейкой и единственным словом «BASF» на ней. Он показал ее, не отрывая руку от тела, как обычно делают продавцы нелегальных товаров, предлагая изумруды на площади или пакетик с наркотиками рядом со зданием суда.

      – Яммара, мне надо это послушать, – сказал он. – Вы не знаете, кто мог бы одолжить мне магнитофон?

      – У дона Хосе нет магнитофона?

      – У него ничего нет, – ответил он. – А это срочно.

      И он дважды постучал пальцем по пластику кассеты.

      – Кроме того, это личное.

      – Есть одно место в паре кварталов отсюда, попробуем, за спрос денег не берут.

      Я говорил о Доме поэзии, бывшей резиденции поэта Хосе Асунсьона Сильвы[16], которая теперь стала культурным центром, где проводились чтения и семинары. Я туда частенько захаживал.

      Одна из его комнат была уникальным местом: там раненные литературой сидели на мягких кожаных диванах и без устали слушали на довольно современном оборудовании легендарные записи: Борхес голосом Борхеса, Гарсиа Маркес голосом Гарсиа Маркеса, Леон де Грейфф голосом Леона де Грейффа[17]. В то время Сильва и его творчество были у всех на слуху, потому что в начавшемся 1996 году отмечалось столетие со дня его самоубийства. «В этом году, – прочитал я в колонке одного известного журналиста, – ему возведут памятники по всему городу, его имя будет на устах у всех политиков, все будут читать наизусть его „Ноктюрн“ и понесут цветы в Дом поэзии.

      А Сильве, где бы он ни был, станет любопытно: это трусливое общество, которое его так унижало, тыкало в него пальцем всякий раз, когда подворачивался случай, теперь воздает ему должное, как если бы он был главой государства.

      Правящему классу нашей страны, фальшивому и лживому, всегда нравилось присваивать культуру. Так будет и с Сильвой: память о нем присвоят. И его настоящие читатели будут целый год гадать, какого черта они не оставят его в покое».

      Не исключено, что я вспомнил эту колонку (память о ней хранилась в какой-то темной части сознания, очень глубоко, на складе бесполезных вещей), и потому выбрал это, а не какое-либо другое место, чтобы отвести туда Лаверде.

      Мы прошли два квартала, не говоря ни слова, глядя на разбитый асфальт тротуара или на темно-зеленые холмы, которые возвышались вдалеке, ощетинившись эвкалиптовыми деревьями и телефонными столбами, подобно чешуе аризонского ядозуба[18].

      Когда мы отворили входную дверь и поднялись по каменным ступеням, Лаверде пропустил меня вперед: он никогда не бывал в подобном месте и действовал с осторожностью зверя, попавшего в опасность.

      В диванной сидели два студента и пара подростков, они слушали одну и ту же запись, то и дело посматривали друг на друга и непристойно

16

Хосе Асунсьон Сильва (1865–1896) – колумбийский поэт-романтик, один из крупнейших поэтов, писавших на испанском языке.

17

Леон де Грейфф (1895–1976) – колумбийский поэт, классик.

18

Аризонский ядозуб – ядовитая ящерица с пестрой окраской, обитающая на юге США.