Звук падающих вещей. Хуан Габриэль Васкес

обиженного невниманием или небрежностью, да, именно так, гнев того, кто позволил себя обмануть.

      – Я кое-что вспоминаю, – сказала она потом. – Мне было лет четырнадцать или пятнадцать, мы уже собирались уезжать из Мексики. Была пятница, уроки, но я решила прогулять с девчонками, которым было неохота идти на географию или математику. Мы шли через парк Сан-Лоренсо, впрочем, название не имеет значения. И вдруг я увидела человека, очень похожего на моего папу, за рулем какой-то чужой машины. Он остановился на углу, оглядывая улицу, и женщина, очень похожая на маму, села в машину, но она была одета, как мама никогда не одевалась, и у нее были рыжие волосы, не как у мамы. Это произошло по ту сторону парка, им ничего не оставалось, как очень медленно повернуть и проехать прямо перед нами. Не знаю, о чем я думала, но я стала махать им, чтобы они остановились, я была уверена, что это они. Они притормозили, я на тротуаре, машина на проезжей части, и вблизи я сразу увидела, что это они, папа и мама. Я улыбнулась им, спросила, что происходит, и тут начался кошмар: они посмотрели на меня и заговорили так, будто они меня не знают и никогда раньше не видели. Как если бы я была просто чужой девочкой.

      Потом я поняла, что они играли. Типа, муж встречается с какой-то дорогой шлюхой. Они играли и не хотели, чтобы я испортила им игру.

      А вечером было все как обычно: поужинали, смотрели телевизор, все такое. Они ничего не сказали.

      Несколько дней я думала о произошедшем в полной растерянности и испытывала такой страх, которого раньше не знала, но чего тут бояться, разве это не бред?

      Она глубоко вздохнула (не разжимая губ) и прошептала:

      – А теперь у меня будет ребенок. И я не знаю, готова ли я, Антонио. Не знаю, готова ли я.

      – Я думаю, что да, – ответил я.

      Насколько я помню, я тоже ответил шепотом. А потом добавил:

      – Перевози ко мне вещи, – сказал я. – Мы готовы.

      Аура заплакала тихо, но навзрыд, и успокоилась, только когда заснула.

      Погода в конце 1995 года была обычной для района саванн – с ярко-синим небом, какое бывает в высокогорье Анд, когда температура по утрам опускается до нуля и сухой воздух выжигает кофейные плантации, зато остаток дня выдается таким солнечным и жарким, что обгорает кожа на затылке и скулах.

      Все это время я посвящал себя Ауре с постоянством – нет: с одержимостью подростка. Мы целыми днями гуляли по совету доктора и подолгу спали (она), читали скучные исследования (я) или смотрели дома пиратские фильмы, которые на несколько дней опережали редкие официальные премьеры (оба). Вечерами Аура сопровождала меня на предрождественские вечеринки, которые устраивали мои родственники или друзья, мы танцевали и пили безалкогольное пиво, зажигали фейерверки и петарды, запускали салют, который взрывался всеми цветами в желтоватом ночном небе, которое никогда не бывает идеально черным. И ни разу, ни разу я не задался вопросом, что делает сейчас Рикардо Лаверде, молится ли он тоже на предрождественских вечеринках, запускает ли салют, взрывает ли шутихи, делает ли