После тебя только пепел. Алекс Хилл

Провожу ладонью по лицу и шее, желая стереть раздражение, и киваю на дверь:

      – Тебе пора.

      – Выгоняешь меня?! Опять?!

      – Мне бы не пришлось этого делать, если бы ты сама знала, когда закрыть рот.

      – Какой же ты… – Крис поджимает губы и качает головой.

      Она вскакивает с постели и поднимает с пола юбку, натягивает ее на бедра и застегивает верхние пуговицы нервными движениями пальцев.

      – А ведь я думала, что в этот раз все будет по-другому, – гневно рычит она.

      – И я тоже, – отвечаю безэмоционально.

      Реакция незамедлительна и разрушительна. Крис покачивается, как от удара, а на лице – серая скорбь. Ей все еще невыносимо от меня отрываться. Черт возьми, ну когда она уже дорастет до этого?!

      Крис приближается мягкой поступью, кладет руки мне на плечи, заглядывая в глаза, и произносит с клокочущим трепетом:

      – Но это не меняет того факта, что я тебя люблю.

      И не меняет того – что я ее нет.

      – Позвони мне, когда закончишь с делами, – выдавливает Крис сквозь внутренний протест и шагает к выходу.

      Разочарованно смотрю ей вслед. Она прошла уже все стадии, некоторые даже по несколько раз. Это больше не та слабачка, с которой я познакомился, но самое важное озарение еще не пришло. И я пока не могу понять, что нужно сделать, чтобы по-настоящему подтолкнуть ее к краю.

      Дверь закрывается с тихим щелчком, телефон снова оживает. Пробегаю взглядом по экрану и встряхиваю головой, переключаясь на другой объект. Пора. Все уже готово.

      Женское общежитие охраняет опасный моральный тяжеловес. Десятки парней летали по этим коридорам, подгоняемые шваброй, сжатой в сильных руках Агаты Павловны. Эта женщина может приструнить кого угодно, если захочет, немногие проходили с достоинством через ее границу. Провожу ладонью по макушке, стряхивая дождевые капли с волос, подхожу к окошку коменданта и наклоняюсь, чтобы заглянуть в небольшую каморку.

      – Добрый вечер, – говорю я, приветливо улыбаясь.

      Агата Павловна поднимает голову, желтый свет лампы озаряет ее морщинистое лицо. Тонкие брови нахмурены, губы сомкнуты. Самые лютые сцены в ужастиках менее страшные, чем взгляд этой женщины, но, разглядев меня, она тут же преображается. Взгляд теплеет, брови возвращаются на место из хищного прищура.

      – Здравствуй, Данечка. Давненько уже тебя не видела.

      – Все не было времени заскочить, – с сожалением отвечаю я. – Как поживаете, Агата Павловна? Как здоровье?

      – По-разному, – тяжело вздыхает она. – Иногда поясница ноет так, что выть хочется, а в целом все хорошо. Как твои дела? Как отец?

      – Еще не вернулся, но я передам от вас привет, если хотите. Он будет рад. А еще узнаю, когда можно возобновить ваши процедуры.

      – Ох, Данечка, – Агата Павловна польщенно прижимает руку к груди. – Спасибо тебе.

      – Всегда пожалуйста. Нельзя, чтобы такой важный человек, как вы, жаловался на здоровье. Без вас здесь все рухнет.

      Она по девичьи хихикает и кокетливо взмахивает рукой:

      – Ну скажешь тоже!

      – Это