Золушка?! Да! Та самая!. Li Litvinenko

раз я говорила тебе не называть меня матушка? Для обращения у меня есть титул или можешь говорить просто «миледи». Неужели так сложно запомнить? – недовольно ответила баронесса.

      Сестры, стоявшие посреди комнаты в замерших фигурах вальса, презрительно зафыркали.

      – Простите, миледи, – безропотно ответила Золушка, снова приседая в книксене.

      Она знала, что Диана бесится от намеков на их родство, и потому иногда позволяла себе вставить ей эту шпильку.

      – У неё для этого слишком короткая память, – заметила Хильда.

      – Да нет, она просто бестолковая дурочка, – засмеялась Тория.

      – Девочки! – осадила их маман, изображавшая вежливую женщину при посторонних, которым сейчас был учитель. – Угомонитесь. Золушка, Клара Годрих еще не пришла?

      – Нет, миледи. Если бы она пришла, я бы сразу вам доложила, как вы и велели.

      Мачеха поморщилась и обмахнула себя подержанным веером.

      – Опять позволяешь себе дерзить… – Она устало вздохнула. – Только небо знает, сколько сил и терпения я вложила в эту несносную девчонку, – обратилась она к сухонькому старичку-учителю. – И все без толку. Она только грубит мне и не упускает случая ослушаться. Неблагодарная!

      Учитель ничем не выразил свое отношение к словам женщины. Как человек, нанятый в этот дом для работы, он предпочитал держать нейтралитет.

      Баронесса тяжело поднялась и взмахом руки позвала дочерей, раскрасневшихся от танцевальных па, следовать за ней.

      – Паркет! – уже в дверях напомнила она падчерице.

      – Да… миледи, – кивнула Золушка, потупив голову.

      Она боялась, что радостный блеск в глазах выдаст её маленькую тайну.

      На самом деле натирание паркета, следовавшее после каждого урока танцев, было для неё не наказанием, а наградой. Они с учителем уже давно вступили в безмолвный заговор. Причем произошло это как-то само собой, и заговорщики не обменялись за все время и парой фраз.

      – Ваш чай, – сказала она месье Рюку и поставила поднос на клавесин.

      Чай после урока был единственной просьбой, добавленной учителем к небольшому жалованью. Так вышло однажды, что попивая его, после утомительного урока, он с восхищением засмотрелся на девушки натиравшую паркет. Она двигалась так грациозно! Чтоб её труд был не таким рутинным, Рюк завел свою шкатулку. С тех пор после каждого занятия он отдыхал и смотрел, как она танцевала, наслаждалась музыкой и натирала паркет.

      – Благодарю вас, милая девушка, – кивнул старичок, одетый в серый костюм, такой же сдержанный и старый, как и его хозяин. – Что же мы сегодня будем слушать? – спросил он будто самого себя. – Может быть, мазурку? – И покосился на Золушку.

      Девушка вернулась к открытым дверям, сняла тяжелые деревянные башмаки, которые всегда носила, и просунула ноги, оставшиеся в одних вязаных чулках, в щетки для натирания паркета. На вопрос учителя она пожала плечами как бы говоря:

      «Мне все равно».

      Но старичок