Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 1. В. Ф. Солдатенко

желанием преодолеть опасения раскола лагеря антимонархических сил по национальному признаку. Ставшее программным требование «широкой территориальной автономии в федеративной демократической республике Россия», напротив, приближалось к доминирующим призывам «Прочь царя!», весьма органично дополняя и умножая его социальное содержание национальным компонентом[57].

      В чем украинская элита была практически едина, это в понимании того, что достичь прогресса своей нации, обеспечения ее равноправного положения среди других социумов невозможно без устранения самодержавия, вполне обоснованно квалифицировавшегося оплотом социального и национального гнета. Естественно, антицаристские, республиканские настроения и лозунги вызывали резкое недовольство и жестокое противодействие в стане сторонников абсолютизма, российских великодержавников, шовинистов различного толка, в частности, сплачивавшихся на уваровской (ставшей официальной) формуле «православие, самодержавие, народность». Однако, круг тех, кто с российской стороны не воспринимал позиций и забот украинской элиты, не исчерпывался ее откровенными противниками. Так, в научной среде, совсем не обязательно или однозначно сориентированной на власть предержащих, было немало и таких, кто из желания услужить последним, не исключая и вознаграждений, занимал иные позиции, объективно подпитывая идеологию национального первенства и господства. Речь, в первую очередь, об историках, для которых наступил подлинно «золотой век». Достаточно вспомнить о многотомных изданиях В. Н. Татищева, М. М. Щербатова, И. Н. Болтина, Н. М. Карамзина, С. М. Соловьева, В. И. Ключевского о русской истории, которыми «повально» было увлечено все просвещенное общество, которыми восхищенно зачитывались, на которых воспитывались целые поколения. Очень эффективно и притягательно этот процесс поддержали и эмоционально усилили мастера «красной письменности» – А. Н. Радищев, К. Ф. Рылеев, А. С. Пушкин, М. Н. Загоскин, Н. В. Кукольник, Ф. В. Булгарин, Я. Б. Княжнин и др.[58] А постепенно «пробивавший себе дорогу» наратив привел во второй половине XIX в. к своеобразному эффекту «парадигмы единства». Практически доминирующим (во всяком случае, есть достаточно оснований для подобных представлений) стало убеждение, что российская власть, общественная мысль под влиянием ученых воспринимали украинскую историю интегральной частью своей собственной, а украинцев («малороссов») обоснованно (и без тени пренебрежения) считали органичной составной частью своей народности, единого русского народа[59]. Идея такого подхода нашла свое монументальное воплощение в возведенном в 1862 г. в Великом Новгороде памятнике Тысячелетию Государства Российского (скульптор М. О. Микешин). Согласно замыслу, в общем ансамбле представлены изваяния 109 выдающихся исторических личностей: просветителей, государственных и военных деятелей, писателей и художников. 21 скульптурный портрет принадлежит тем,

57

Головченко В. І., Солдатенко В. Ф. Українське питання в роки першої світової війни. К., 2009. 448 с.

58

См.: Марчуков А. В. Украина глазами российского «освободительного» движения: истоки коллективного стереотипа // История народов России в исследованиях и документах. Вып. 8. М., 2018. С. 259–279.

59

См.: Толочко О. П. Російське «відкриття» України // Верстюк В. Ф., Горобець В. М., Толочко О. П. Україна і Росія в історичній ретроспективі. С. 273–279.