Степная рапсодия. Геннадий Бабкин

выдернула руку, протиснулась между соседкой и перилами, вошла в дом, осторожно открыла комнату. За столом сидели собутыльники отца. Сам он распечатывал очередную бутыль самогона.

      – Ритуля… доча!

      – Карточка где?

      – Тебе зачем?

      – Мама велела!

      – Тута я велю… бабки, они не для детей…

      – Деньги на лекарства нужны!

      – Колек, чо она тебе по ушам трет?

      Моня, наблюдая за разговором, вертел в руке пустой стакан. Второй мужик ковырял вилкой консервы. Отец налил всем до краев, развернулся к Рите.

      – Иди, иди… уроки делай!

      Рита подошла к столу, встала напротив отца.

      – Деньги отдай!

      Отец дернулся, обжегся сигаретой.

      – Ах ты сс… ну-ка, пошла отсюда! И чтоб я тебя больше не видел!

      Рита резко развернулась и, опрокинув бутылку, вышла из квартиры.

      Франц Викентьевич любил этот день. С утра, в костюме и галстуке, он был на кладбище, на могилах жены и дочери. Придя домой, доставал семейный альбом и, бережно листая страницы, долго рассматривал дорогие ему пожелтевшие фотографии. И уже под вечер, выпив рюмку-другую, выносил из шкафа женские и детские платья, раскладывал их на диване и тихо с ними разговаривал.

      Сегодня поговорить у него не получилось: за стенкой три пьяных голоса горланили песни про тяжелую шахтерскую судьбу. Франц Викентьевич долго терпел, затем решительно открыл входную дверь и остановился: прямо на ступеньках, прислонившись к перилам, закрыв глаза, сидела Рита.

      – Совсем все плохо?

      Франц Викентьевич похлопал девочку по спине. Рита открыла глаза.

      – Ага…

      – Пойдем, здесь спать нельзя.

      – Куда? Я домой не пойду!

      – Понимаю… Может, к Екатерине Романовне?

      – Зашквар, я с ней поругалась.

      Рита зевнула. Франц Викентьевич взял ее за руку.

      – Давай ко мне.

      Рита остановилась у стены, где висели фотографии в деревянных рамочках.

      – Ух ты! Вы были летчиком?

      – Нет, я обслуживал и ремонтировал самолеты. Раньше недалеко отсюда стояла воинская часть.

      Рита подошла к дивану, взяла в руки платье.

      – Это платье жены. Они с дочкой погибли здесь, давно…

      Франц Викентьевич пошел на кухню, вернулся с полной тарелкой бутербродов, поставил ее на стол.

      – Садись поешь.

      Он протянул Рите бутерброд.

      – Спасибо!

      Рита села на стул, принялась за угощение, быстро проглатывая куски.

      – Теперь… врубилась… почему… Фокке-Вульф!

      Рита поперхнулась.

      – Ой, извините…

      Франц Викентьевич засмеялся.

      – Не только поэтому. Я родом из Латвии.

      Рита прекратила жевать.

      – Уехать отсюда не думали?

      Франц Викентьевич глубоко вздохнул.

      – Не смог.

      Он собрал платья с дивана, аккуратно сложил, убрал в шкаф.

      Рита, доев бутерброд, посмотрела на тарелку.

      – Бери, бери!

      Франц Викентьевич пододвинул к ней тарелку.