Тридевять небес. Всеволод Олегович Глуховцев

пришло мгновенно. Размахнувшись, с силой швырнул обломок вниз и подальше – и нырнул обратно в чердачное нутро, услыхав, как палка долбанулась в нижнюю крышу так, словно конь туда прыгнул.

      Двое гулко прогрохотали над головой.

      – Туда! – возбужденно вскричал молодой голос. – Туда сиганул!

      – Слышу, не глухой.

      Добежали до края крыши, застыли на секунду.

      – Ух ты! Высоко больно, Кондратьич, яти его!..

      – Я те дам – высоко! Давай вперед!

      Раздались два гулких массивных удара, почти слившихся в один, вслед за чем – ругань и топот. Гауптман бросился бежать в обратном направлении, еще не смея верить в удачу, но уже предчувствуя восторг спасения…

      Примерно через час он, уже без всяких восторгов, изнеможенный, кое-как перевязавший рану, сидел в подвале огромного доходного дома близ трубы парового отопления, в тепле и темноте. Вблизи пугливо, но настойчиво шуршали крысы. Противно пахло какой-то гнилью.

      Конечно, у столь солидной корпорации, как резидентура германской разведки в Петрограде, имелись планы на разные случаи развития событий, в том числе и на такой. Были разработаны особые тексты писем до востребования, отправляемых на те или иные имена в определенные почтовые отделения… но до того следовало закрепиться по какому-то адресу. Разумеется, и это преодолимо, плох тот агент-нелегал, у которого нет на примете двух-трех пристанищ, где за некую сумму без лишних слов готовы принять любого и где менее всего желают встреч с полицией. Были они и у гауптмана. Однако до этих пристанищ требовалось еще добраться, а потом еще там и отлежаться: рана хоть и не страшная, но денька на два потребует покоя. Деньги… ну, деньги, слава Богу, при себе, служба требует предусмотрительности. Да. Надо будет, понятно, сменить личину: к черту помощника машиниста, какой-то иной обитатель Петрограда должен появиться на свет…

      Все это были задачи не простые, но решаемые. По-настоящему же заботило его другое.

      Он провалил задание, на котором упорно настаивал. Что делать?..

      Похвал ожидать нечего, но оперативное чутье подсказывало: он вскоре может оказаться необходим начальству, и на его теперешний провал могут взглянуть сквозь пальцы. Умея профессионально анализировать информацию, он понимал, что в Берлине всерьез возлагают надежды на русские оппозиционные партии, ищут контакта с ними: и здесь, в России, и с эмигрантскими центрами, находя совпадение интересов в возможном русском бунте. Тут важно этот самый бунт подтолкнуть, раскачать обстановку, сделать ставку на тех, кто может стать полезен в отчаянной, не на жизнь, а на смерть схватке, где Германская империя вынуждена биться на несколько фронтов. На западном, восточном, африканском, даже на океанском, где нет огневых линий, флангов, тыла, а битвы не оставляют за собой могил, бесследно растворяя погибших в неведомых глубинах… В этой схватке Россия очевидно обозначилась как слабое звено – и стало быть, герр гауптман, очень может быть так, что прежние промахи милостиво зачеркнут и скажут: кто старое помянет, тому глаз вон. Включайся, трудись. Все в твоих руках.

      Он