Тридевять небес. Всеволод Олегович Глуховцев

себя не только «шляпой», но куда более сильными словами.

      Грохнулся. Соперник навалился, стремясь взять на удушающий прием, но и ослабил хват правой руки. Мгновенно ощутив это, агент вырвался из захвата.

      Есть! Есть! А ну…

      Мысли летели пулями, но это не были логические формы. Это были вспышки, слепящие, жаркие, меткие. Все в цель, без промаха.

      А ну влево!

      Рывком влево агент ушел от удушающего. Наган!

      Тот валялся в двух шагах. Левой рукой немец схватил его.

      Неоспоримый плюс револьвера перед всякими там кольтами, браунингами и прочими новейшими системами – отсутствие сложной автоматики. В нем все работает вручную, но одной рукой, даже одним пальцем – от «взял» до «выстрел» – никаких отказов.

      Агент сто раз в секунду вознес хвалу тому сотруднику Бюро, кто настоял категорически: только револьвер! Ты не в окопах будешь воевать, да и вообще в твоей службе лучше обойтись без стрельбы, но уж если доведется…

      Довелось.

      Ствол уткнулся в ворс шинели. На!

      Выстрел в упор, конечно, вещь опасная – может раздуть ствол, гильзу, переклинить барабан, но тут уж не до жиру. Выстрел хлопнул совсем сухо, противник судорожно дернулся, обмяк…

      Оттолкнув его, немец вскочил. Ноги дрожали. Дыхание срывалось. Доза коньяка оказалась сильным испытанием даже для тренированного организма.

      Он наклонился над застреленным. Тот слабо дышал. Ну, если выживет – пусть выживет, и удачи ему!..

      Гауптман умел уважать достойного соперника.

      Подобрав браунинг, он сунул его в левый карман куртки, нахлобучил фуражку, рванул в коридор. Все было тихо-сонно, но из одной приоткрытой двери ошалелыми глазами смотрела взлохмаченная женская голова, видно, все же разбуженная шумом.

      – Сгинь! – цыкнул агент. Голова исчезла так, точно с ней сделали фокус.

      Бесшумно скользнул к лестнице. Замер. Вслушался. Тихо. Ну, на Бога надейся, а сам не плошай!..

      И он пустился вниз.

      Почти добежал, один лестничный пролет остался. И тут с резким скрипом распахнулась дверь, дунуло холодом, крепко застучали шаги.

      – …так он не говорил тебе, чего колбасник-то ищет, чего ему надо? – уверенный фельдфебельский голос.

      – Да говорил, да разве ж я что в этом смыслю?.. – жидко дребезжал коридорный. – Психику, говорит, какую-то найти хочет.

      – Кого?! Психику?

      – А чего?..

      – Да то, что дурак ты. Как это – психику найти? Психика это все равно, что душа. Выходит, душу ищет?

      – Мефистофель, яти его! – третий голос, веселый, молодой.

      Агент обмер. Вверх шагали трое: коридорный, набросивший на плечи дрянной сюртук темно-ржавого цвета, и двое бравых, в котелках, в добротных темных пальто.

      Секунда – взгляды встретились. Глаза коридорного, рот под рыжеватыми усами изумленно округлились…

      – Да… матерь Божия, да вот же он, шут его дери… Вырвался?! Кондратьич, глянь, вон он, немчура!..

      Агент уже стрелой летел вверх.

      – Чего встали, рты раззявили?! – сердито заорал внизу невидимый