Владетель Ниффльхейма. Карина Демина

пришли за Лехой, видимо, были не со свалки. И вопросов они не задавали: Леху просто били, долго, пока не убили совсем. Леха кричал. А Матушка Вала запретила из дому выглядывать.

      – Не твое дело, – сказала она, прихлебывая из черной бутылки с нарядной наклейкой. – Не твое дело, Воробей. Запомни. В мире каждый сам за себя.

      Воробей запомнил.

      Просто тогда он не до конца все понимал, а теперь понял.

      Каждый сам за себя, а значит, нельзя было верить Матушке Вале. И Кошке, которая появилась и взялась помогать. И парню с рюкзаком. И девчонке этой, которая все брела и брела сзади, как будто ее к Джеку привязали.

      А дорога пошла вверх…

      Глава 6. Не друг

      Юленька ненавидела этот мир, грязный, серый и совершенно неправильный. Ненавидела Алекса – из-за него Юленька попала сюда! Ненавидела и Джека – разве бывают такие имена? У американцев, конечно, бывают, но на американца Джек не походил ничуть. Он был мелким, как пятиклашка, и дохлым. Кофта болталась на нем, как на вешалке, и только худые запястья торчали из рукавов. На запястьях-черенках сидели широкие лопатообразные ладони. Они были какими-то совсем уж темными, как у маминой подружки, которая отдыхала на Бали и много про Бали рассказывала. Она еще парео привезла, в подарок. Но, наверное, подарок маме не понравился, иначе зачем она его в шкаф спрятала?

      Однако же сейчас дело не в парео, а в Джеке, который упорно брел по берегу и на Юленьку не смотрел. А ей приходилось смотреть на его макушку, на которой волосы торчали дыбом. И еще на тощую и темную, в цвет рукам, шею. И чем дольше Юленька смотрела, тем сильнее становилось желание ударить.

      Взять камень.

      Красивый белый камень.

      Тяжелый красивый белый камень.

      Который удобно ляжет в руку.

      Которым можно размахнуться и…

      Юленька потрясла головой, пытаясь избавиться от этих мыслей. Не будет она никого бить! Это неправильно бить людей по голове.

      Конечно. Просто толкнет. К воде. Джек мелкий. У нее получится. Если в спину… или в плечо… так, чтобы в воду рухнул. Здесь уже глубоко… глубоко и хорошо… потом и самой можно будет… вымыться. Она же в грязи и это плохо. А вода красивая. Полупрозрачная, как лунный нефрит из маминых серег, которые Юленька взяла без спроса и потеряла.

      Она не специально! Не специально! А мама ругалась и превратилась в маму-я-же-тебе-говорила. Юленьке было грустно. Она бы принесла серьги, если бы помнила, где именно потеряла. А выходит, что здесь. Вот же они, лежат на дне, окрашивает воду перламутром… нужно лишь наклониться… сначала толкнуть, потом наклониться…

      Нефрит темнеет, наливается золотом… превращается в глаза. Самые красивые глаза, которые Юленька когда-либо видела.

      Ей хочется подойти ближе… еще ближе… заглянуть… прикоснуться. Ведь золота много. Яркого-яркого, как ничто иное в этом унылом мире.

      – Юлька!

      Ей кричат?

      – Не слушай их, – говорит существо. – Не слушай.

      – Не буду.

      – Хочешь, я сыграю?

      Ах, какое у него лицо! Юленька готова любоваться им вечность.

      – Я