Обелиск (сборник). Владимир Сорокин

выпустил дым сквозь усы, потрогал висок:

      – Да… давно это было…

      – В войну?

      – В войну. В ее самую. Тут у нас немцы стояли, а мы с отрядом были верст семьдесят отсюдова.

      – Возле Черногатина?

      – Да. А Вася из Малых Желтоух был. Выросли вместе, вместе в отряд ушли. Ну и невеста была у него. Не в Желтоухах, а у нас, на Слободке.

      – Она жива щас?

      – Нет. Лет семь тому померла. И его нет.

      – А ты, дедуль, знаешь, как он погиб?

      Дед снова усмехнулся:

      – Да я ж видал все. Прямо на моих глазах.

      – Правда?

      – Правда, Саш, правда.

      Дед раскурил погасшую трубку, вздохнул:

      – В сентябре было. Мы тогда думали в Белоруссию идти, фронт там был. А у нас уж ни оружия, ни припасов не было. Ждать-то неоткуда. Что было – потратили. Так по лесам и отсиживались. Короткие вылазки делали. Ну и командир решил идти прорваться к нашим, чтоб зимой не околеть в лесу.

      – Дедуль, а в деревнях вы не могли зимовать?

      – В деревнях-то немцы, голова! Это ж все немчурой занято было. Вот. Ну и Васька, а он хороший разведчик был, на хорошем счету, упросил, стало быть, командира отпустить его за хлебом. А заодно и с невестой проститься. Ну и пошли мы. С подводой, тихохонько пошли. Шли ночь, день спали в кустах. Потом опять ночью. И вот только утро начинается, а мы впятером входим в Желудевую Падь.

      Дед сощурился, пососал трубку:

      – Солнце тогда еще токмо-токмо встало, туман еще, мга вокруг дубов. Кобылка наша плохонькая, ребра светятся. У телеги колеса ветошью обмотаны, чтоб не гремели. Идем, стало быть. Васька лошадь ведет, Сережка Осадчий сзади, Петька Бирюленок с Женькой на телеге, а я справа так-то во… – Дед встал, выпрямился с трубкой в зубах. – На грудях у меня автомат немецкий, две гранаты за поясом, френч, с офицера снятый. И вот, стало быть, только мы входим, значит, как…

      Он вздрогнул, вынул изо рта дымящуюся трубку и громко заблеял высоким голосом:

      – Ммеееееее…

      Впалый рот его широко открылся, обнажив редкие сточившиеся зубы, глаза закрылись, седая голова откинулась назад:

      – Ммеееееее…

      Сашка недоумевающе уставился на него.

      Дед вытянул перед собой руку с трубкой, качнулся и пошел по папоротникам, блея и трясясь.

      – Дедуль… дедуль… – прошептал бледный Сашка, привставая.

      Дед шел к дубам, высоко поднимая колени. Дрожащий голос его эхом разносился по Желудевой Пади.

      Заседание завкома

      К заводскому клубу Витька Пискунов пришел в девятом часу, – два фонаря уже горели, возле облупившихся десятиметровых колонн толпились парни. Заметив его, они перестали разговаривать, повернули к Витьке свои хмельные лица:

      – Привет, Пискун.

      – Здорово…

      – Ну что – готов?

      – Готов. Морально и физически. – Витька достал папиросу, приблизился к широколицему парню. – Дай-ка…

      Парень вынул изо рта сигарету, протянул Витьке:

      – Собрались уж. Тебя дожидаются.

      – Черт с ними. – Витька прикурил.

      – С ними-то с ними, а попотеть тебе придется,