Сахарный Кремль. Владимир Сорокин

Смирнова начали мелко вздрагивать.

      – Я невиновный… мне подбросили… У меня дома и бумаги нет… книжки токмо… нет бумаги, не держу бумаги…

      – Что ж ты за зануда такая? – с обидой в голосе вздохнул Севастьянов.

      – Не мучьте меня… Я ничего не сделал…

      – Да никто не собирается тебя мучить. Ты думаешь, я тебя на дыбу подвешу, начну плетью бычьей по яйцам сечь? Ошибаешься, Смирнов. На дыбе у нас токмо опричники пытают. Ну, такое у них правило, что поделаешь. Они в открытую Слово и Дело творят, бо должны на врагов государства страх наводить, посему и зверствуют. А мы, тайноприказные, люди культурные. Мы кнутом по яйцам не стегаем.

      – Это не я… мне подбросили… – бормотал Смирнов.

      – Скажи еще – подбросили враги, – зевнул следователь.

      – Подбросили… подкинули…

      – А ты с перепугу другим стал подбрасывать?

      – Я ничего не сделал… Я ничего не знаю…

      – Черт с тобой, дурак.

      Резким движением Севастьянов задрал голову Смирнову, приставил инъектор к сонной артерии и нажал спуск. Чпокнула раздавленная мягкая ампула, инъекция вошла в кровь подследственного. Тело Смирнова дернулось, он вскрикнул и замер, окостенев. Его большие серые глаза округлились и остекленели, став еще больше. Губы раскрылись и замерли в немом вопросе. Его словно укусил невидимый гигантский скорпион. Мелкая дрожь овладела худощавой фигурой подследственного, замершего в напряженной позе. Севастьянов отпустил его волосы, отошел к столу, вложил инъектор в «несмеяну». Вытянул из пачки сигарету, закурил.

      Мобило издало тонкий, переливчатый сигнал.

      – Капитан Севастьянов слушает, – ответил следователь, убирая сигарету в пепельницу.

      Над мобилой возникло изображение полковника Самохвалова:

      – Николай, приветствую.

      – Здравия желаю, товарищ полковник.

      – А, ты работаешь… – осмотрелся полковник. – Ладно, не буду мешать.

      – Да вы не мешаете, товарищ полковник.

      – Я хотел, чтобы ты помог Шмулевичу в том деле с коровой. Он зело глубоко увяз, а доброободряющих сдвигов нет.

      – Токмо прикажите, – улыбнулся Севастьянов. – Поможем.

      – Возьмись, Коль. А то с меня Архипов требует, аки пытарь хунаньский. Третья неделя безуспешности убогой, мать ее в сухой хрящ. В общем, озадачься. Приказ метну.

      – Слушаюсь, товарищ полковник.

      – Ну, будь здоров, – с усталой улыбкой подмигнул Самохвалов и исчез.

      Капитан взял сигарету, затянулся, пристально посмотрел на застывшего подследственного. Затем вынул из «несмеяны» маленький молоточек, поигрывая им, докурил, загасил окурок и подошел к подследственному.

      – Ну, как ты, Смирнов? – спросил капитан, приглаживая усы.

      – Я… я… я… – послышалось из приоткрытых, побелевших губ.

      – Ты понял, что стал хрустальным?

      – Я… да… я…

      – Ты хрустальный, Смирнов. Смотри, – капитан слегка стукнул по его плечу молоточком.

      Молоточек издал тонкий