Грех извне. Алексей Егоров

занятых важными делами. Тепла так не хватало, что чадящий поодаль факел ощущался кожей с десяти шагов. А запах горящего масла, чудных добавок в нем забивал другие запахи.

      Угадывались ароматы трав, перетираемых в подсобных помещениях. Готовящихся там же напитков, раздаваемых во время ритуалов. Где-то поблизости устроена пекарня: запах свежего хлеба просачивался в холодное нутро храма. Мысли о хлебе мешали думать о правильном.

      Разделить какофонию запахов не получалось, как распутать клубки теней. В углах, за колоннами рассеченные робким светом они затаились и ждали приглашения на церемонию. Свет с улицы задерживался мозаикой, наполняя камни. Внутрь он едва просачивался, придавал неуверенный оттенок ближайшим предметам.

      Пол покрывал старый, вытертый ковер. Серый цвет, никаких рисунков. Лавки сдвинуты к боковым нефам. Большинство церемоний проводят стоя, но раз в седмицу устраивают собрание на полдня.

      Потолок где-то в вышине. Назгала первоначально поразила ограда храма. Выше человеческого роста, она превосходила все, что он видел ранее. Сами дома, их высота еще как-то укладывались в его сознании. Даже стены города можно воспринять – типа горы. А тут рукотворное. И оно стоит уже века!

      Потолка не видно. Он утопает в тени, скрыт поднимающимся от жаровен, факелов, лампад дымом. Завеса плотная, создающая иллюзию, что потолка нет. Словно смотришь снизу на эфир, где пребывает милостивый к смертным Хранитель.

      Впереди, на возвышении алтарь с чашей. Старожилы Имирта не врали. Во внешнем мире используют чаши из металла.

      Здесь это был бронзовый кубок, украшенный мутными камнями. Металл зеленел в углублениях, как бы часто и тщательно его не протирали и полировали. Чаша находилась посреди алтаря, с накинутой на нем красной тканью. На покрывале угадывался какой-то орнамент, но его назначения Назгал не понимал. Возможно, он впервые в жизни видел буквы.

      Чуть с боку от алтаря находилась кафедра, с которой священник обращался к прихожанам. Сейчас она пустовала, лакированное дерево обнажено для любопытных взглядов.

      Внутреннюю часть храма закрывала деревянная ширма, которую убирали во время особых церемоний. Даже Назгал знал, что в ту часть храма запрещено ступать посторонним. Не знал он только того, что там скрывается. В родной деревне за алтарем часовни хранилась церемониальная утварь, казна часовни, книга.

      Подойдя к возвышению, Лагор упал на колени. Удар столь сильный, что рожденное эхо потревожило переплетения эфирного тумана под потолком. На вошедших робко посмотрели, служки обменялись таинственными шепотками и вернулись к прерванным занятиям.

      Эти шаги до алтаря дались начальнику тяжело. Остановиться, осесть – какое облегчение. Ему следовало бы стоять, чтобы не оскорбить Хранителя потворствованием собственной слабости.

      Лагор склонил голову и глухо закашлялся. Он пытался подавить кашель, но демон внутри него явно страдал от близкого нахождения со священным предметом. В самом сердце дома Хранителя.

      Следовавшие за начальником