Обращенный к небу. Книга 2. Василий Ворон

мужиков. В руках у них были лопаты с топорами да заступы. Народишко был мятый, кого-то ещё шатало после вчерашнего, кто-то по привычке глядел на собравшийся люд бирюк бирюком. В толпе родился неодобрительный гул, разросся, стали слышны отдельные возмущённые возгласы:

      – Ишь, и этот сюда припёрся… У, коровья морда! Соседа хуже не сыскать…

      – Эй, Лузга! Тебе что, мало было моих вил в бок за покражу? Ещё хочешь?

      – Стыдоба, славяне! Эти, что ли, Перуна корёжить пришли? Ужо вам!..

      – Пьянь! Надо было тебя ещё прошлой зимой гнать в три шеи!

      Гомон рос, пришедшие мужичонки втягивали головы в плечи и теснились друг к другу. Князь вышел вперёд и, подняв руку, воззвал:

      – Тихо, киевляне! Пошто бузите? Не для того мы тут собрались.

      Гомон не утихал: люд догадался, что князь всерьёз решил рушить кумиров. Галдели, позабыв про семечки, молились, ругались и плакали. Князь тем временем подошёл к Добрыне и тихо спросил:

      – Ты что, дядька, хуже отребья найти не мог? – Он покосился на кучку обормотов и, не выдержав, сплюнул от досады: – Куры и те нас засмеют!

      Добрыня сердито сдвинул брови в ответ:

      – Ну, знаешь, Володимер! Ты сам тоже кой-кого звал на подмогу. И кто с тобой остался?

      Князь хмуро оглядел дружину – каждый их них хоть и согласился рушить капище, но наотрез отказался брать в руки лопаты да топоры. Добрыня продолжал:

      – Хорошо хоть, этих мне сыскать удалось. Как только ты сам их до сего дня из города не прогнал, ума не приложу…

      – Да они хоть заступы-то в руках удержат? Они же ничего тяжелее чарки давно не держали!

      Добрыня развёл в ответ руками:

      – Ну, уж кто есть, Володимер! Или сам корчевать станешь…

      Князь подавил гнев и повернулся к людям.

      – Люд киевский! – сказал он и гул, реявший над толпой, неохотно да не сразу стих. – Позвал я вас нынче для большого дела. Все вы знаете, из какого похода вернулся я – многие из ваших домочадцев ходили со мной. Грозил я неприступному городу эллинскому, Корсуни. Нужное это было дело, для всех нас нужное! Грозить грозил, да только все мои угрозы и остались бы словами, кабы не промысел божий. Но не о ваших богах говорю я! Я христианин и потому молился единому богу, что послал на землю своего сына, умершего на римском кресте, но восставшего из Нави! И он помог мне. Он помог, не они! – князь широко махнул рукой, показывая на стоявших позади дружины высоких истуканов. – Не было им дела до меня и войска моего! Молчали они, как сейчас молчат. Единый бог послал мне подмогу, и взял я ключ от неприступной крепости! Взял!!!

      Тишина стояла над заповедной поляной: все со страхом и благоговением внимали словам князя. А Владимир сжал кулак, и что было силы прокричал:

      – И посему нынче пришёл я сюда, дабы воздать по заслугам проклятым истуканам!

      Толпа ахнула как один человек, а князь, не давая им опомниться, скомандовал кучке отщепенцев:

      – А ну, подкапывайте землю!

      Те неуверенно подступили к грозным истуканам, окружили их и стали чесать затылки.

      – Ну!