Милый ангел. Колин Маккалоу

места.

      – А эти богатые дамы – ваши клиентки? – уточнила я.

      – А как же, красуля! – Меня еще раз просветили холодными лучами. – Ты веришь в предначертания?

      Я ответила не сразу:

      – Отчасти. Трудно верить в то, что промысел Божий справедлив и разумен, когда работаешь в больнице.

      – Бог тут ни при чем, мы говорим о предначертаниях.

      Я ответила, что и в них мне верится с трудом.

      – А для меня это работа, – продолжала миссис Дельвеккио-Шварц. – Я составляю гороскопы, гадаю на картах, вглядываюсь в Хрустальный Шар… – так она и сказала, с больших букв, – …вызываю мертвых.

      – Как?

      – Понятия не имею, принцесса! – жизнерадостно отозвалась она. – Я вообще не знала, что способна на такое, пока мне не стукнуло тридцать.

      Фло влезла ей на колени и запросила молока, но мать решительно ссадила ее на пол.

      – Не сейчас, ангеленок, мы с Харриет разговариваем.

      Миссис Дельвеккио-Шварц снова сходила к шкафу, принесла какой-то тяжелый предмет, накрытый грязно-розовым шелком, и водрузила на стол. Затем протянула мне колоду карт. Я перевернула их, ожидая увидеть привычные масти, но на этих картах были рисунки. На верхней карте обнаженную женщину обвивала радужная гирлянда.

      – Это Мир, или Вселенная, – пояснила миссис Дельвеккио-Шварц.

      На следующей карте рука держала кубок, из которого тонкими струйками выливалась жидкость. Голубь с чем-то маленьким и круглым в клюве парил вниз головой над кубком, на котором виднелось что-то вроде буквы W.

      – Туз Кубков, – сказала прорицательница.

      Я осторожно отложила колоду.

      – Что это?

      – Карты Таро, принцесса. Они помогают мне во всем. Если хочешь, я прочитаю по ним твою судьбу. Задай мне вопрос о своем будущем, и я на него отвечу. Я могу целыми днями не выходить из комнаты, раскладывать карты, как цыганка, и знать все, что творится в Доме, за жильцами которого я приглядываю. У карт есть голоса. Они говорят.

      – Вы слышите их, а я нет. – Меня вдруг пробила дрожь.

      Она продолжала, точно не услышала меня:

      – А это Шар. – И она сдернула грязно-розовый шелковый лоскут с тяжелого предмета. Потом она взяла меня за руку и приложила ее к прохладной поверхности красивого шара. Стоящая рядом Фло вдруг ахнула и юркнула за спину матери, а когда снова выглянула, то уставилась на Шар широко раскрытыми глазами.

      – Он из стекла? – спросила я. Как зачарованная я разглядывала перевернутое отражение хозяйки, балкона и платана.

      – Нет, он самый настоящий, хрустальный. Ему тысяча лет. Этот Шар все видит и знает. Я редко им пользуюсь: заглянешь в него, а потом кажется, будто у тебя белка.

      – Белка?

      Сколько еще вопросов мне предстоит задать?

      – Белая горячка – ну, помешательство. Смотришь в Шар – и никогда не знаешь, что прилипнет к стеклу изнутри. Нет, уж лучше карты. А когда приходят дамы, мне помогает Фло.

      Как только прозвучало имя малышки, я поняла, почему мне рассказывают