Один день ясного неба. Леоне Росс

в палатку мясника, строгим жестом приглашая Завьера за собой.

      Завьер со вздохом повиновался. Айо весь этот год был терпелив и добр к нему.

      Стоя за брезентовой стенкой в окружении ведер с красной жижей и требухой, Айо внимательно осмотрел его ноги.

      – Что? – вполголоса спросил Завьер.

      Связка мертвых курочек на спине у Айо затряслась.

      – У меня есть женщина, – сообщил старший брат.

      – Я рад за тебя! – с удивлением произнес Завьер.

      Это и впрямь стало хорошим известием. У Айо был неудачный брак.

      Глаза Айо нервно забегали, но потом он уставился прямо на Завьера.

      – Да. Эта женщина… – Он чуть улыбнулся. – Я уже староват, чтобы сходить с ума из-за женщин. Сам знаешь. Но эта… – Он помотал головой, выражая этим движением одновременно смущение и удовольствие.

      Завьер усмехнулся и хлопнул брата по спине. Весь его гнев улетучился. Они затрясли головами, их лица просияли. Курочки за спиной у Айо тоже затряслись. Давно у него не было так хорошо на душе. Айо всем своим видом показывал, что уверен в своих чувствах.

      – И когда ты приведешь ее в дом?

      – Не сейчас.

      – Пропустим по стаканчику после того, как уляжется вся эта свадебная кутерьма.

      Айо схватил его за плечо – больно! Завьер попытался было вырваться, но стальные пальцы брата крепко впились ему в кожу. Айо медленно заговорил, словно изучал каждое произнесенное слово:

      – Я знаю эту женщину вот уже несколько месяцев и все думаю: почему я не привожу ее в семью? Сначала я думаю о тебе, потом о Чсе. Но о себе никогда. – Он кивнул своим мыслям и сильнее сжал его плечо. Завьер поморщился. Но Айо, похоже, этого не заметил. – Моя женщина озабочена. Она, знаешь ли, сильная. Но она думает, что, может быть, я не готов к ней, хотя я с ней не согласен. Потому мне и приходится спрашивать у себя самого: что же делать?

      Казалось, их разговор слышат все на рынке. Вокруг них сгустился запах мертвых животных.

      – От тебя несет, Зав.

      Завьер недоуменно нахмурился, обидевшись.

      – Я… дурно пахну?

      – Нет, нет, не в этом смысле. Я хочу сказать, что от тебя разит печалью, Зав. Я не могу подпустить к тебе людей. Что с тобой такое?

      От клокотавшего в его душе гнева белый брезент палатки заходил ходуном у них над головой. Завьер смутился: неужели он дал повод неправильно истолковать его состояние, и кому – Айо!

      – Ну а чего ты от меня ждал? В этот день ровно год назад умерла Найя! – Он повысил голос. – А тут еще эта женщина заговорила про самоубийство. Люди считают, что я виноват? Это же был несчастный случай, Айо!

      – Да, Зав. И мы скорбим вместе с тобой. Это очень-очень печально. – Айо разжал пальцы. Он снова подобрел. Может, он всегда был добрым, даже в минуты гнева, даже по-женски проявляя нежность. – Но ты сегодня печален точно так же, как и год назад.

      Хотя как он мог быть по-настоящему добрым и при этом говорить такие глупости?

      – Но почему ты так безутешно скорбишь по женщине, которую никогда не любил?

      Завьер открыл рот и сразу закрыл. Он почувствовал себя полным дураком из-за