Апокалипсис всегда. Никита Денисович Немцев

достаёт фаланги – на левой руке). Эта трёхрукая Богородица смотрела безо всяких дураков, в точности так же, как и та – его – икона. Смотрясь в неё – Будимир ощущал и единение, и восхи́щение, но ещё слышал какой-то заговорщицкий шепоток: и была в нём и благость, и нечто до чрезвычайности стрёмное…

      – Окей, преподобный, на таких условиях мы постараемся. Правда, Будка?

      – А? Да-да, конечно.

      Батюшка, слегка что-то жуя, перекрестил их и протянул ручку. Волочай привычно приложился, а Будимир – завис самым носом у морщинистой, костлявой, ухабистой (такой мёртвой) руки – и целовать не стал. Пробормотав что-то неясное, он кубарем сошёл по ступенькам – на свежий воздух.

      – А иконки-то зачётные, с-ка. За них, думаю, нормально так башляют, – сказал Волочай.

      – Что – по-твоему, лучше, чем наш Тихон Калужский?

      – Ну ты сравнил – такой эксклюзив и зачуханный Тихон Калужский! А круто я его раскрутил, а? Бабос пополам, да ещё свой прайс рисуем.

      – Чего?

      – Ты ж только что на переговорах был, не?

      Небо проступало светлыми тучами (топлёное молоко), пихты изгибались на ветру, воздух был весенний до издевательства. Волочай с Будимиром шли по дворику – расцветающему и наполняющемуся щебетом. Казалось, всмотрись хорошенько – и увидишь лето: но что-то не то: что-то как-то не так с этим летом.

      – Как умер твой отец? – спросил Будимир вдруг.

      – Авария. Я совсем шкет ещё был, – буднично ответил Волочай, перебирая что-то в кармане. – Потом вместе с маман по монастырям гоняли – она себе мужика среди трудников искала: других же мест нет, да?

      – А. Ты рассказывал. Это когда ты дрочил в коровнике и смотрел на купола, да?

      – Агась. – Волочай провёл пальцем у носа. – Там у настоятеля ещё был огромный страус. Я у него спрашиваю: «Дядь, а страус вам зафига?» А он мне на голубом глазу: «Ну, красивая птица, блогородная», хах!

      Они встали у корпуса, отжатого МВДшниками (в целях просвещения). Пахло зелено и весело – как на покосе.

      – Не понимаю, что ты в церкви забыл, – пробормотал Будимир.

      – Ну я ж хочу на «Бентли» покататься. Будешь?

      Волочай протянул под завязку набитый косяк с усиком на конце – Будимир накрыл его всем телом и хищно озирнулся:

      – Ты сдурел, Чайка? Прямо в монастыре?

      – Я ващет беспалевные точки знаю. Ты чё сёдня? Бухал, что ли?

      Вдали прошёл кто-то (нет – показалось) – Будимир зашептал:

      – Ты где это взял?

      Волочай повёл лицом удивлённо:

      – Не знаю, на чём ты сейчас торчишь, Будка, но эта шняга тебе точно остатки мозга выжгла. – Он сунул руку в карман и достал зажигалку. – Трава – друг человека. Всяко лучше, чем святую воду бухать.

      Будимир отвернулся и взялся за затылок (правой рукой). Волочай провёл небрежным взглядом по сторонам:

      – Ну так чё?

      – Не. Я в центр сейчас. С Сидом видеться буду.

      – Это который программист?

      – Это который рэпер.

      – А, понял.

      И что-то снова тигриное