Апокалипсис всегда. Никита Денисович Немцев

смотреть фракталы, но поезд встал – (двери резко расхлопнулись) – и он передумал:

      – Это получается что-то типа тюрьмы, да?

      (– Не совсем. Пишу тебя я, – но свободу воли оставляю тебе.)

      – Прям ваще?

      (– Прям ваще.)

      Будимир глянул в узенькую бездну между вагоном и перроном:

      – И под колёса голову сунуть могу?

      Двери захлопнулись.

      (– И это тоже. Но я бы не советовал: читатель не обрадуется, если всё так быстро кончится. Мы и так здорово рискуем, обнажая всю лавочку…)

      – Так там и читатель ещё есть? С-с-с-сука!

      (– …А если роман не получится, то мне придётся его заново начинать, опять подкидывать тебе намёки, ждать, когда ты поймёшь и опять являться, смиренно надеясь, что в этот-то раз ты согласишься на содействие.)

      – Заново?.. А это уже не первая инкарнация, так?

      (– Да, третья.)

      Медленно – Будимир осел на грязный пол.

      (– И именно поэтому я рекомендую тебе не кочевряжиться, а дальше следовать по сюжету и поскорее найти этих иконоборцев. Это в твоих же интересах, Будимир.)

      – Ты сказал иконоборцев, а не иконокрадов!

      (– Называется – захотел помочь… Слушай – как минимум, тебя Сид ждёт. Так что хорош валяться, – встал и погнал.)

      – Но это нечестно!..

      Когда Будимир поднялся, за окном уже подплывал Балтийский вокзал с синими ёлочками, – но Будимир не чувствовал, что хоть откуда-то возвращался.

                           ШЧ

        И вновь пошла передо мной по-буднич-

        ному щеголять жизнь.

          М.А. Булгаков. Похождения Чичикова

      Турникет (сам) услужливо распахнулся перед носом: недоверчиво, Будимир прошёл его и нырнул в павильон: он бешено смотрел по сторонам и, впиваясь в любой предмет, движение, лицо (как бы допоявлявшееся в воздухе), приходил к выводу, что всё это существует только для того, чтобы чётче обозначить его – Будимира – контур.

      Толкнув тяжёлую дверь, он свалился по ступенькам и увидел: махая, с клетчатой сумкой на плече, к нему движется негр в феске. Будимир зажмурился и продолжил идти наугад (негр обиделся и бросил существовать) – наискосок пересёк парк, дорогу, открыл глаза и зашагал по почти пропадавшему мосту через Обводный.

      Лермонтовский проспект был жёлтый-жёлтый (насморканно жёлтый). По левой стороне были другие цвета и – ещё более жёлтые прохожие: они старушели и детствовали – как-то загинались в ракушку, но тут же разгинались (как бы: ать! – или нет?). Не сводя глаз с этого безобразия, Будимир впечатался в фонарный столб (и узнал, что штамп «искры из глаз» не такой уж надуманный). Пока тёр шишку – заметил: жёлтой краской по асфальту:

        ПУСТОТА – ЭТО ФОРМА

        ФОРМА – ЭТО ПУСТОТА

      Потёр лоб озадаченно. Двинулся дальше.

      Свинцовое небо безразлично смотрело и не оставляло надежды даже на плевочек, на шее чудился очень жаркий и очень колючий шарф (тоже жёлтый). Будимир свернул направо – стало ещё желтее.

      (–