Скверная кровь. Валерий Красников

комнаты тонула в сумраке, и я не сразу увидел, что, кроме моего воспитателя, там находятся Корин с парой подручных. Бедный Пипус сидел на табурете, руки его были связаны за спиной толстой пеньковой верёвкой. Кляп, сделанный из узла той же верёвки, затыкал лекарю рот; один из подручных крепко держал наставника, а сам Корин бил его тяжёлой свинцовой рукоятью своей плети. Мертвенно-бледное лицо Пипуса было залито кровью и искажено болью. Третий негодяй, очевидно, следил за дверью, потому что, как только я вошёл, захлопнул её и схватил меня.

      Корин оставил наставника и направился ко мне, на ходу вынимая из ножен меч.

      – Я закончу то, что начал в тот день, когда ты родился, – сказал он.

      В этот миг Пипус вскочил, вывернулся из хватки держащего его человека и боднул того, словно разъярённый бык. Оба они упали на пол. Корин кинулся на меня, выставив клинок, но я увернулся, и он, проскочив мимо, споткнулся о своего товарища, отпустившего меня, едва имперец обнажил оружие. Они грохнулись вместе, и когда Корин поднялся, то обрушил свою ярость на первую подвернувшуюся мишень – совершенно беспомощного, со связанными за спиной руками и кляпом во рту Пипуса. Обеими руками подняв меч высоко над головой, имперец вогнал в живот лекаря острый клинок и громко воскликнул:

      – Всё из-за тебя, тварь!

      Предсмертный хрип прорвался сквозь верёвочный кляп. Пипус перекатился на спину, отчаянно ловивший воздух рот наполнился кровью, а глаза закатились так, что видны остались только белки. Всё это время Корин налегал на рукоять меча, проворачивая клинок в ране.

      Я вырвался за дверь, слыша за своей спиной крики, но они ничего для меня не значили – не было ничего, кроме ярости приближавшегося ненастья и необходимости оторваться от преследователей. Красной тряпкой трепыхалось перед глазами полотнище с сообщением о неизбежности моей смерти. Но вскоре крики умолкли, и я остался один на один с чернотой ночи и завываниями ветра.

      Мне пришлось укрыться в ночлежке столичных нищих, где я проспал до полудня. А когда выбрался из вороха старых одеял и вышел к большому столу, то увидел широко распахнутые глаза Клариссы, местной шлюхи.

      – Вот ты где! – воскликнула она. – А ведь о твоих злодеяниях уже говорит весь город. Ты убил бедного лекаря Пипуса. А до этого на ярмарке в Ильме прикончил ещё какого-то человека.

      – Кларисса, я никого не убивал.

      – А чем ты можешь это доказать? У тебя есть свидетели?

      – Я полукровка. Пипус всегда был моим наставником. Об этом знают все! А настоящими убийцами в обоих случаях были имперцы, и убивали они не маленьким ножиком, а своими мечами!

      Что стоит слово полуэльфа? Даже сочувствующая мне шлюха усомнилась в моём рассказе. Я понял это по её глазам. Ведь ей с рождения твердили, что все имперцы – честны и благородны, а полукровки изначально вероломны.

      – Говорят, ты убил мэтра Пипуса после того, как он поймал тебя на краже денег, наторгованных им в Ильме. За твою голову назначена награда.

      Я попытался объяснить, что произошло на самом