Закон обратного отсчета. Леся Орбак

тщательнее, но зато – дополнительная маскировка.

      Сдавленный, задушенный крик совсем близко сжимает рефлексы пружиной. Теперь Михаилу проще, он знает расстояние, направление и главное – уверен, что успел.

      Рукоять зажатого в кулаке ножа сухо царапает по бетону, когда Михаил, подтянувшись, запрыгивает в оконный проем. Под ноги лезет ржавый хлам и приходится смотреть не только по сторонам, но и куда ступаешь. Хоть бы трава не мешалась.

      Комната. Вторая. Снова хрип, слава Богу, без примеси боли. Только испуг-истерика-паника.

      Подонок за углом. Фирменные джинсы, футболка без нити синтетики, обувь дорогая – странно видеть такого наперевес с грубо заточенным тесаком посреди мертвого района. Такие если и пачкают руки, то по дебильной случайности, «в состоянии аффекта», как потом заливают адвокаты. Широкая спина заслоняет девчонку – оно и к лучшему, можно попытаться обойтись без крови. Михаил перехватывает поудобнее нож, шагает через россыпь кирпичей в проходе и с размаху прикладывается кулаком по русому затылку.

      Утяжеленный рукоятью удар рассчитан точно, мужик валится как подкошенный в заросли проросшей полыни, но все еще дышит. В отличие от зажатой в угол девчонки.

      Замерла. Уставилась огромными глазищами и не моргает, только пятка в белом кроссовке медленно съезжает с лежащего под наклоном кирпича. Руки заведены за спину, связаны каким-то тряпичным бабским поясом. Кожа возле узлов стерта до крови, саднить будет неделю, как минимум.

      – Идти можешь? – спрашивает Михаил, освободив девочке запястья.

      Она в ответ кивает уверенно, но при первом же шаге на кирпичах подворачивает ногу. Откуда их здесь столько? И как не растащили? Михаил подхватывает девчонку на руки, ему не удобно из-за шелковой кофточки – та скользит по латексным перчаткам, кажется, ноша вот-вот выпадет, и приходится прижимать ее сильнее, перехватывать ладонью под самой грудью. Хоть бы за шею схватилась что ли. Да, вот так.

      От мотоциклетного рыка девчонка вздрагивает, ей Джа из-за укрытия плит не виден.

      – Это свои, – неловко объясняет Михаил. – Сейчас увезем тебя отсюда. Подальше. Где люди.

      Она не против, и прижимается сильнее. Если будет так же цепляться на мотоцикле, можно не бояться, что слетит.

      Михаил сворачивает за угол стройки, ускоряет шаг, приближаясь к байкам. Джа уже оседлал Нортон и даже шлем напялил, но его радость от Михаила не скрыть никакими забралами. Еще бы – они успели.

      – Сейчас прижимайся ко мне всем телом и держись крепко, на поворотах наклоняйся в сторону поворота, – инструктирует Михаил, застегивая на девчонке свой шлем. – Погоди, сначала я сяду, потом ты. Сумеешь? Вот так.

      Гравий из-под колес летит пулеметной очередью, песок бьет в лицо Михаила, но это такие мелочи. Глаза прикрыты запасными очками, сзади вжимается в кожу куртки живой человек. Живой – это самое важное. А стройка, поганый район и, наверное, уже пришедший в себя, подонок пусть остаются за спиной, в прошлом.

      Чтобы не светиться, останавливаются