Закон обратного отсчета. Леся Орбак

о маньяках не таясь, с красочными подробностями, описывая то отчаяние жертв, то удовольствие убийц. Он собрал группу и орал в микрофон со сцен в барах, пьяный, затянутый сигаретным дымом, перекрикивая потасовки и рев таких же пьяных от пива и агрессии малолеток, которым наливали, не спрашивая паспорт. Его слышали, но не прислушивались. А приступы случались все чаще и чаще (сначала раз в квартал, затем раз в месяц, вскоре – раз в две недели) но всегда – поздно вечером, пока родители смотрели ток-шоу, Джа замирал в кровати иногда с гитарой в руках, иногда с книгой, и никогда – в присутствии кого-нибудь, кто смог бы подложить подушку под голову, чтобы не запрокинулся язык, и проследить, не задохнется ли пророк, гуляя по чужому кошмару.

      Все исправила жажда.

      Джа только вернулся с репетиции, не успел и переодеться, только сбросил в комнате инструмент и вышел в кухню выпить воды. До кухни через гостиную он дошел, промычав: «Привет» уткнувшимся в телек родителям (мать обычно вязала, отец щелкал пультом). Открыл холодильник. И рухнул на пол, зацепив рукой бутылку с оливковым маслом, которую мать хранила в боковой дверце.

      Скорая приехала быстро. Спустя много лет Джа жалел, что не сумел обуздать юношескую заносчивость перед врачами. Разовая потеря сознания – явление нередкое. Ему бы вкололи успокоительное, посоветовали сходить к неврологу и сдать пару анализов. Все. Но Джа, отравленный яростью видения и выпитым накануне дешевым портвейном, решил доказать всем, что он – избранный. Он и только он видит иные миры, пропитанные насилием и жестокостью, населенные маньяками, чье изощренное мастерство смерти не снилось ни маркизу де Саду, ни Жану-Кристофу Гранже. Неврологи просканировали мозг Джа со всех сторон. Нашли пару незначительных рубцов, на которые списали судорожный синдром. Выписали фенобарбитал. И сдали на поруки психиатрам.

      Следующие два года Джа помнит смутно. Отчасти из-за лекарств, которыми его накачивали, экспериментируя с комбинацией и дозами, отчасти из-за дня сурка в стенах клиники без связи с внешним миром. Между тем, Михаил считает проведенные в застенках месяцы дали Джа очень многое.

      Во-первых, он узнал, что во время приступов его мозг не формирует никакой специфической активности. На мониторах врачи видели импульсы, идентичные просмотру фильма. Все остальные функции организма работали в штатном режиме, будто пророк и впрямь подглядывал в будущее через открытое окно.

      Во-вторых, в клинике Джа пристрастился смотреть телевизор. Именно там новостные сводки прорвались сквозь броню барбитуратов и романтических иллюзий, показали, что именно видит пророк, отключаясь от внешнего мира. Никаких параллельных вселенных, никаких чудовищ, только люди, осатаневшие, съехавшие с катушек сильнее самого Джа, обычные живые люди в обычных человеческих городах, на соседних улицах, в знакомых с детства дворах. Совсем рядом, под самым носом. Это привело Джа в ужас и заставило повзрослеть настолько, чтобы убедить врачей в своем выздоровлении.

      Зная, что приступы случаются только глубоким вечером,