Пленница. Арина Теплова

ты, Матвеюшка? – пролепетала ласково Арина.

      – Так надо еще тело деда Анисия отыскать. Я позже приду.

      – Григорий Петрович! – воскликнул Твердышев, поднимаясь из-за стола. Седовласый надменный дворянин вошел в заводскую контору. – Какими судьбами вы к нам? На новую продукцию приехали посмотреть?

      Осокин важно уселся в предложенное управляющим кресло и как-то оценивающе взглянул на Матвея, что стоял рядом.

      – Слышал, что дом твой позавчера сгорел.

      – Да, – кивнул тот, непонимающе уставившись на Осокина.

      – Поджег?

      – Вряд ли, – отмахнулся мужчина.

      Последние сутки Матвей напряженно думал о пожаре, который испепелил весь его двор, а дом выжег до первого каменного этажа. Уже под утро, когда они с семьей перебрались на ночлег к старосте, в довольно просторную избу с четырьмя горницами, Твердышева вдруг осенило, кто виноват во всем. Он отчетливо вспомнил, как, боясь быть застуканным у бани, уронил трубку, не затушив ее, и стремительно покинул двор. Пожар начался с бани, как сказала Арина, значит, это его табак начал то пожарище. Но не только себя он винил во всем этом происшествии. Именно за-за этой смазливой девки с яркими, словно у кошки глазами, он наделал глупостей и накануне пожара вел себя как полный дурак.

      Все эти мысли вихрем пробежали в голове Матвея, но Осокину он лишь сказал:

      – Вчера баню топили и недоглядели.

      – Ну, понятно, – как-то сухо заметил Осокин.

      – Может, чаю, Григорий Петрович? – вежливо осведомился Твердышев.

      – Нет, благодарствую. Ты где с семьей остановился?

      – У старосты Никифора Ермолаевича. Две горницы нам отдали на время.

      – Так вот, – властно заявил заводчик и встал. Устремив испытующий взор на молодого мужчину, Осокин медленно произнес: – Прямо сегодня езжай на мои склады, что у Троицкого завода. Михаил Дементьевич уже предупрежден. Заберешь у него бревна для сруба нового, сколько нужно, ну и других материалов. И дом новый начинай строить. Негоже тебе, моему управляющему, по чужим избам мыкаться. Уразумел ли? Вот деньги возьми, чтобы мужикам работу оплатить. – Осокин вытянул из кармана камзола бархатный кошелек и отсчитал несколько десятков ассигнаций, положив их на деревянный стол перед Твердышевым.

      – Григорий Петрович, зачем вы?! – опешил Матвей.

      – Ты, братец, не спорь, а дело делай. Чтоб до Купалы новый дом отстроил и переехал. Я сам проверю! – Осокин повернулся и, опираясь на дорогую трость, направился к двери. Твердышев так и стоял у стола, выпрямившись и непонимающе глядя на старого дворянина. Григорий Петрович чуть задержался у двери и, обернувшись, добавил: – Что, как столб, встал-то? Сказал же, бери телеги, людей и на Троицкий езжай. На три дня освобождаю тебя от работы. Михееч за заводом присмотрит.

      Благодаря покровительству Осокина, уже на следующий день Твердышев нашел работников, дюжину мужиков, которые за хорошую плату согласились за месяц справить ему дом, все хозяйственные постройки, конюшню, баню и часть сгоревшего