На крыльце под барельефом. Марина Хольмер

диких кошек. Ей было непривычно пока быть в центре внимания, но очень нравилось. Правда, ее попытка всех развлечь была скорее редким исключением из ресторанных правил, потому что лучше Нины Абрамовны никто застолье не вел. Остальные, не считая нечастых моментов действительно серьезных обсуждений, создавали некую массовку, подыгрывали Нине как признанной приме.

      О личной жизни женщин Ирина Евгеньевна знала мало, в гостях пока ни у кого не была. Но огромный интерес к новому для нее обществу, которое жило по каким-то не знакомым ей правилам, она старалась по мере сил насытить, присматриваясь и прислушиваясь. Ей было внове многое: шутки, анекдоты, чаще всего про политику, темы отъезда и диссидентства, «бульдозерные выставки», эпиграммы, любовные истории и измены известных актеров… Ей нечего было сказать на эти темы, но она была благодарным и внимательным слушателем. Она понимала, что ее допустили в мир, который лежит, как зазеркалье, в другом столичном измерении, – яркий, интересный, наполненный событиями и эмоциями, а также, что немаловажно, возможностями.

      У «девочек», как они обращались друг к другу, было все схвачено. Взору провинциальной учительницы открывалась настоящая, разветвленная, но не видная обычному глазу, инфраструктура социального несоветского обеспечения: консультации у знаменитых врачей на дому, билеты в театр и на гастрольные концерты, спекулянтки со шмотками, портнихи из ателье Большого театра, скорняки с Кузнецкого, закрытые продажи в ГУМе, пирожные из Столешникова и прослушивание музыкально одаренных детей у преподавателей Гнесинки. У Ирины Евгеньевны расширялись зрачки, как у кошки, когда она присутствовала при их обмене «явками и паролями». Она надеялась, что со временем ей тоже удастся приобщиться к этой жизни, как и к новому стилю в общении и интеллектуальной остроте.

      Пока же суть да дело, слушая разговоры и шутки коллег, Ирина попробовала мясную закуску с тонким вкусом неизвестной травки и выпила «Боржоми». Она пошла в ресторан не ради кулинарных открытий – дома ее ждал ужин, к тому же выбрасывать деньги на ветер она не привыкла. Общение, сближение, причастность – вот была цель. Ирина Евгеньевна вся превратилась в слух, стараясь при этом не показать своей жадности до каждой потаенной, но готовой призывно зазвенеть мелочи.

      – Дочь-то дома? – Лилиана Георгиевна спросила Нину Абрамовну, которая листала записную книжку в поисках телефона известного офтальмолога.

      – Думаю, да. А где ей еще быть? Уроки, наверное, делает. Она не доставляет проблем, пока на вешалке не качается и с мальчишками не дерется. Ты ж сама знаешь! Но растет, растет…

      – Ты не думала, что ее имя может стать проблемой?

      Ирина Евгеньевна чуть не поперхнулась недопроглоченным «Боржоми»: это ж надо, как можно обсуждать семейные дела вот так, походя, за салатиком? Семейные дела для нее были священны. Она