Мертвая сцена. Евгений Новицкий

умозаключений, – сказал доктор. – Но если вы это сделаете, то, уверяю вас, рано или поздно вы вспомните все, что произошло. Осознаете себя Носовым – и вылечитесь.

      – А если я… только притворюсь, что осознал? – спросил я. – Чтобы выйти на свободу.

      – Меня вы так не проведете, – самодовольно улыбнулся Филипп Филиппович. – Да и любого другого хорошего специалиста – тоже.

      Из этой затянувшейся, не знаю даже на сколько дней, психотерапии меня внезапно вытащил визит Аллы. Ее посещение было, мягко говоря, как ушат ледяной воды. Да, она пришла ко мне на свидание. Чего я меньше всего ожидал.

      Я еще подумал, когда меня только к ней вызвали: если она начнет разговор в духе «Носов, как ты мог так поступить?», мое сопротивление доводам Филиппа Филиппыча окончательно будет сломлено.

      Но разговор пошел совсем по-другому – с первой же фразы Аллы, даже с первого произнесенного ею слова…

      Сначала она молчала, и я тоже. Через полминуты она выразительно посмотрела на охранника, стоявшего совсем рядом со мной.

      – Хотите поговорить с ним наедине? – вежливо поинтересовался охранник у наверняка известной ему актрисы.

      Алла кивнула.

      Придя со мной в комнату для свиданий, охранник первым делом нацепил на меня наручники. Меня это огорчило. Они думают, что я наброшусь на Аллу и попытаюсь ее задушить? И вообще чье это указание – следователя или доктора?

      Теперь же я думаю, что Алла сама попросила надеть на меня эти отвратные кандалы. И благодаря им охранник без всяких опасений вышел из комнаты, оставив меня с Аллой тет-а-тет.

      Наручники были замкнуты на мне сзади. Крайне неприятно общаться с кем-нибудь в таком унизительном, скованном положении. Не говоря уже о том, что попросту сидеть так неудобно.

      Я терпеливо ждал, пока Алла заговорит первой. А она тихо произнесла:

      – Уткин…

      Явно обращается ко мне… Что же это? Как ее понимать? Она решила все-таки прекратить свой оговор? Совесть замучила?

      Но все оказалось для меня куда более плачевно.

      – Уткин, – еще раз сказала Алла, – я пришла сообщить тебе, что безумно рада… безумно рада твоему краху. Я счастлива, что мы в итоге с тобой расквитались… пусть даже такой огромной ценой.

      – Со мной расквитались? – ошарашенно повторил я. – Кто расквитался?

      – Прежде всего я и Нестор, – ответила она. – Но я знаю, что и многие другие испытали большое облегчение, услышав о твоем конце.

      – Ты и Нестор? – переспросил я. – Ты о Носове? Вы с ним… расквитались со мной?! Алла, этого не может быть! Ты врешь мне! Зачем ты мне врешь?! Алла, зачем? Зачем ты устроила со мной эту метаморфозу?

      – Затем, что я тебя ненавижу, – прошипела она точь-в-точь так же, как тогда на допросе у следователя. Только там мы были не одни, поэтому она называла меня Носовым. А сейчас говорит то же самое уже напрямик, поскольку мы без свидетелей. Обращается ко мне как к Уткину… Поскольку я, разумеется, и есть Уткин!

      Ну надо же, а я чуть