Будет больно. Юлия Еленина

взгляд на стол. Нет, ноут в другой раз. Пока просто шарю по полкам, причем быстро и поверхностно. Вот почему я делаю это только сейчас, ведь целый день был в распоряжении, пока Лиза находилась в городе?

      Открываю верхний ящик комода. Там нижнее белье. Хочу захлопнуть от греха подальше, но цепляюсь взглядом за край черно-белой фотографии, которая торчит возле правой стенки, прямо за красными трусиками.

      Беру в руки фото. На нем серьезная маленькая девочка, прижимающая к груди плюшевого мишку. Видно, что фото старое, потасканное. Рассматриваю лицо на фотографии – определенно оно мне знакомо. Лиза?

      Переворачиваю снимок и вижу надпись: «Маша Лукьянова, 1996 год».

      Сестра? Вполне вероятно.

      Надо узнать, есть ли у Лизы, кроме брата, еще и сестра.

      Дикий волчонок

      Он распахнул ей двери. Тот дом, которым недалекие родители пугают своих детей, тот, обитатели которого становятся изгоями в коллективах, но при этом их по-своему жалеют. Детский дом…

      Машенька верила, что мама за ней вернется. Но с плюшевого мишки с каждым днем все больше исчезал запах ее духов, и это как будто рвало их связь.

      Здесь она была как породистый щенок среди дворняг, но со временем становилась такой же: облезлой, озлобленной, оскаленной.

      «Будет больно, потом привыкнешь», – говорила девочка постарше, ненамного старше Машеньки, но как будто жизнь прожившая.

      А мама все не приходила… Надежды на ее появление таяли с каждым днем, и умная девочка поняла, что надо подстраиваться. Иначе здесь не выжить.

      Серые коридоры будто бы были пропитаны унынием и безысходностью. Ни на секунду нельзя было расслабляться – каждый словно ждал этого момента. От жесткой кровати маленькое тельце затекало к утру. В столовой не нравилась еда.

      Но Машенька привыкла, она закалилась, адаптировалась. Она превратилась из домашнего щенка в дикого волчонка. Зубы у нее еще не были острыми и не могли порвать ненавистные глотки, но оцарапать ими она уже могла.

      На ее теле появлялись синяки, когда еще не успевали сходить предыдущие, но Машенька знала, что никому не пожаловаться – всем плевать. Она перестала плакать по ночам, отправила в мусор потерявшего мамин запах мишку и ожесточилась.

      Ей сказали, что мама уехала, а лучше бы – что умерла. Она бросила синеглазого ангелочка со светлыми кудряшками, и на смену горю пришел вопрос: «Почему?»

      Она знала, что не успокоится, пока не найдет ответ на этот вопрос. Вот только надо вырасти, надо покинуть это место…

      Но все изменилось.

      Все изменилось так неожиданно.

      Прошло всего-то полгода, но за это время Машенька повзрослела как будто на несколько лет.

      И вот пришла женщина с добрыми черными глазами, рядом с которой можно было почувствовать себя снова маленькой девочкой, а не борющимся за жизнь зверенышем. Машенька открылась ей, готова была произнести забытое слово «мама» и узнать новое слово, которое она никогда не произносила.

      Папа…

      Неужели теперь у нее будут и мама, и папа?

      Глава