Будет больно. Юлия Еленина

приветливо говоря:

      – Доброе утро.

      Вадим сразу окидывает меня взглядом, к которому мне пора бы начать привыкать, но каждый раз дрожь пробирает, и кивает:

      – Доброе.

      Ни намека на насмешку – ровный, спокойный голос. И я уже хочу облегченно выдохнуть, как он добавляет:

      – Как спалось? Эротические сны не мучили?

      Только не вестись на эту провокацию. Улыбаюсь и тоже спокойно отвечаю:

      – Мучили. Скучаю по твоему отцу.

      – Ага, и поэтому у вас разные комнаты?

      – А вот это не твое дело.

      – Может, и не мое. Но я обязательно узнаю, что ты скрываешь.

      Мамонтёнок

      Когда она впервые почувствовала настоящую боль?

      Это не разбитые коленки, не прикосновение бормашины к чувствительному зубу, не драка в песочнице – не все то, что кажется детям трагедией, но забывается мгновенно.

      Мама всегда называла ее умной девочкой, глядя с нежностью на своего ангелочка. Читала Машенька с трех лет, писала с пяти, считала и все-все-все помнила. Это казалось странным, выдумкой маленькой девочки, которая рассказывала воспитательнице в детском саду, что, когда ей было три года, они с мамой ездили в Москву. В подробностях описывала гостиницу возле ВДНХ, в которой они жили, площадь трех вокзалов, Красную площадь. Повторяла названия станций метро по порядку, запомнила названия улиц.

      Феноменальная память – так говорили, но все равно недоверчиво качали головой.

      А она помнила. Хотя многое хотела забыть. Особенно тот день.

      Как хорошая и примерная девочка, она проснулась с утра, почистила зубы, умылась. Мама еще не вернулась после ночной смены, но осталось недолго, всего-то полчаса.

      Раздался звонок в дверь. Мама учила, что открывать никому нельзя, а у нее самой есть ключи. Если вдруг мама их забудет на работе или потеряет, то у них был условный сигнал: три коротких, один длинный. Точно так же звонила и тетя Света, соседка, которая иногда заходила в отсутствие мамы.

      Сейчас же звонили долго и настойчиво.

      Машенька прижала к груди нового плюшевого мишку и тихонько подошла к двери. Она была тонкой, звукоизоляции никакой, так что можно было расслышать все, что происходило в подъезде. Машенька приложила ухо к холодному дереву, выкрашенному серой краской, и услышала незнакомый мужской голос:

      – Может, нет никого?

      – Она сказала, что девочка одна дома, – ответил уже женский голос. – Не мог же шестилетний ребенок уйти один из дома в девять утра.

      – Женщина сказала, что ей пять.

      Машеньке было пять с половиной, и она хотела открыть дверь и поправить незнакомых людей. Но так делать было нельзя. Снова протяжный звонок, потом стук. Машенька вздрогнула и чуть не выронила своего мишку.

      – Что здесь происходит? – раздался знакомый голос.

      Это была тетя Света. Маленькое сердечко трепыхалось в груди, как воробушек, попавший в силки, но боль пронзила его следующих слов, которые сказал мужчина:

      – Нам надо забрать ребенка.

      Куда забрать? Зачем?